Возникает специфический российский капитализм для "своих".


Не обладая такими адаптационными свойствами, как американская экономика41, не будучи столь глубоко разрушенной как промышленность Германии после войны42 и, главное, не умеющая функционировать в рыночных условиях российская экономика, быстро разрушив прежние плановые принципы своей организации, выработала новые, отнюдь не рыночные законы собственного существования. Их суть – в создании условий для поддержания неэффективных производств в открытой экономике. Начав движение по направлению к рынку, российская экономика не смогла избежать тупиковой ветви на этом пути, попав в так называемую "институциональную ловушку".

Суть ее в том, что в экономике (в данном случае российской) возникают условия устойчивого воспроизводства предприятий, существование которых в "классической" рыночной экономике невозможно именно по институциональным причинам. Институты ловушки задают систему интересов, противопоставляющих кратко- и долгосрочные цели. Примат краткосрочных интересов ведет к постепенному вырождению экономики, уменьшению ее подобно шагреневой коже.

Институциональной формой существования уже не плановой, но еще и не рыночной экономики России стал бартер. Бартер – форма существования неэффективной экономики43
Бартерный товарообмен – явление довольно распространенное в хозяйственной практике многих стран, в том числе высокоразвитых. Но роль его невелика и обычно сводится к одной из форм товарного кредитования. Специфика России в том, что здесь бартерные отношения приняли всеобщий характер.

Доля бартера в поставках промышленной продукции быстро возрастала: согласно опросам предприятий с 22% в 1996 г. до 42% в 1997 г. и до 52-54% в 1998 г.44 По некоторым оценкам, "в мае 1999 г. примерно 70% продукции поставлялось без использования официальных дензнаков"45. Именно бартер дает возможность продолжать хозяйственную деятельность тем предприятиям, которым в настоящей рыночной экономике места нет.
Не важно, что продукт, производимый на этих предприятиях, неконкурентоспособен по отношению к импортным товарам, причем почти вне зависимости от размеров налагаемой на них таможенной пошлины. Данная продукция все равно в конечном счете будет обменена на другую, столь же неконкурентоспособную продукцию внутри неэффективного сектора экономики России, и цикл его воспроизводства замкнется.
Если в народном хозяйстве существуют предприятия и даже сектора экономики, которые потребляют больше, чем производят, то, очевидно, должен быть тот, кто компенсирует разницу. В конечном счете это эффективно работающий сектор, доходы от продажи природных ресурсов, займы, получаемые российским правительством от различных международных финансовых институтов.
Бюджет вынужден принимать в зачет налоговых обязательств предприятия его собственную или полученную по бартеру продукцию. Руководство же предприятия, помимо частичного решения проблем сбыта собственной продукции, получает возможность снижать реальный уровень налогообложения для своего производства. Таким образом, за широким использованием бартерных схем в действительности стоит налоговая дискриминация хорошо работающих предприятий.
В рассматриваемом контексте проблема налогового бремени вообще приобретает иной смысл. Дело уже не в том, что налоговый пресс тяжел, а в том, что для разных субъектов он различен. Чем эффективнее и честнее ведется хозяйственная деятельность, тем выше реальное налогообложение, и наоборот. Российский директорат быстро уловил странную суть современной промышленной политики: неэффективные производства находятся под защитой государства, эффективные – защищаются от государства. Промышленная политика фактически сводится к налоговой политике с крайне ограниченным временным горизонтом – контрольными цифрами текущего квартала.

Понятно, что в этих условиях можно решать задачу изъятия средств у сильного и передачу их слабому, но никак не проблему создания долгосрочных условий промышленного роста.
Таким образом, оплата налогов продукцией – одна из форм государственной поддержки неэффективных предприятий, при этом чем выше ставки налогообложения (при неизменной доли бартера в расчетах), тем существеннее эта поддержка, а чем меньше, тем, как это ни кажется парадоксально на первый взгляд, степень поддержки государством неэффективных производств – меньше.


Более того, в конкретных российских условиях снижение уровня налогообложения означает, что величина финансовых ресурсов, перераспределяемых от эффективных предприятий неэффективным и фактически используемых для консервации, а не декларируемого развития этих производств, уменьшится, что, при прочих равных, может только создать дополнительные условия для развития эффективных производств. Иными словами, в рамках проводимой в настоящее время промышленной политики увеличение доли перераспределения ресурсов через государственный бюджет будет только затруднять переход экономики на траекторию подъема. В случае же отказа от промышленной политики в ее современном виде проблема роли и методов государственного регулирования экономики подлежит специальному обсуждению с учетом целевых установок конкретной стратегии развития экономики.
"Коллективное безумие" постсоветской экономической политики
Индивидуальное безумие – исключение.
Коллективное безумие – общее правило.
Ф. Ницше
Система экономических отношений, возникающих в "институциональной ловушке", несмотря на свою внешнюю противоречивость, достаточно устойчива. С одной стороны, российские граждане, еще хорошо помнящие времена Советского Союза, когда последний рассматривался в западном мире не иначе как "Империя Зла", а советское общество, горячо оспаривая термин "Зло", все же гордилось тем, что это была "Империя", хотели бы видеть Россию ее наследницей, если не в военном, то, во всяком случае, в экономическом смысле. С другой стороны, российское государство не может реализовать эту цель, предварительно не реструктурировав собственную основу – неэффективного производителя.
Нельзя сказать, что реструктуризации неэффективных производств уделяется мало внимания, скорее наоборот – любая из многочисленных современных экономических программ говорит именно об этом. Проблема в том, что необходимыми (хотя и недостаточными) условиями ее решения являются либо наличие крупных финансовых средств и политической воли у правительства направить их именно на создание эффективной экономики, либо доверие национального и внешнего инвестора к проводимой экономической политике и, соответственно, их готовность инвестировать в экономику. Поскольку финансовых ресурсов у российского правительства нет и не предвидится, ожидать политической воли для проведения серьезных экономических реформ со стороны правительства, выражающего интересы неэффективного производителя, который не хочет, а в большинстве случаев и не может стать эффективным, в обозримом будущем не приходится, а появление частного инвестора в этих условиях просто невозможно, реальные пути повышения эффективности российской экономики не просматриваются.
А пока между государственными органами и руководством предприятий действуют не писаные, но жестко выполняемые правила поведения. Суть их сводится к тому, что промышленная политика, проводимая государством, не ставит руководство предприятий перед необходимостью повышать эффективность своей деятельности, предприятия же, в свою очередь, не производят в массовом порядке сокращение численности занятых. Собственно, в рамках существующей институциональной модели ни одна из сторон не может вести себя по-другому. Слабое государство, не Yумев в более благоприятных условиях создать условия для экономического роста, тем более не способно сделать это теперь.

Предприятия же, за редким исключением, не могут устойчиво развиваться вопреки проводимой промышленной политике.
Так, повышение эффективности производства, достигаемое при замене устаревших технологий новыми или при реорганизации организационной структуры, ведет к значительному высвобождению занятых. Новые технологии, как правило, капитало-, но не трудоемки. Немыслимое же, по стандартам развитых стран, количество управленцев на российских предприятиях общеизвестно.
Высвобождение излишней рабочей силы при реорганизации производства – небезболезненный процесс даже в странах с развитой рыночной экономикой. В России массовое увольнение работников просто невозможно по институциональным причинам. Действительно, высвобожденные работники должны иметь возможность трудоустроиться в другом месте. Но такой возможности в настоящее время в России нет.

Размеры инвестиций в экономику таковы, что о массовом создании новых рабочих мест говорить не приходится. Здесь скорее происходит высвобождение работников в рамках хоть и медленной, но все же ведущейся на ряде предприятий модернизации существующих фондов. Вклад государства в создание новых рабочих мест во всех секторах экономики (кроме разве что органов государственного управления) в основном ограничивается регулярными декларациями о намерениях начать инвестиционные программы в самом ближайшем будущем.

Поэтому курс на повышение эффективности производства, ведущий к превращению скрытой безработицы в явную, не подкрепленный массовым созданием новых рабочих мест, нарушает хоть и шаткое, но все же существующее равновесие в обществе.
На практике эта сложная система интересов находит решение в достаточно простых формах экономического взаимодействия между органами государственного управления и руководством крупных и средних предприятий: в обмен на отказ от массовых увольнений последним фактически прощаются недоимки по выплатам в бюджеты всех уровней. Для придания большей устойчивости рассмотренным взаимоотношениям директорату также позволяется решать свои собственные финансовые проблемы вне зависимости от масштабов задолженности предприятия. Необходимо отметить, что речь идет именно о крупных и средних предприятиях.

Малый бизнес с небольшим количеством занятых на каждом из предприятий ничего не может противопоставить налоговой инспекции и поэтому вынужден отвечать по налоговым обязательствам в полном объеме.
Возникает специфический российский капитализм для "своих". Его фундаментальное свойство – внутренний конфликт российского общества. Экономически активное население осознанно, а чаще неосознанно ощущает, что единственно возможный путь развития страны – замена существующей морально и физически устаревшей технологической системы на новый, адекватный современным потребностям производственный аппарат с соответствующими изменениями в методах управления и структурой занятости.

Однако, помимо обычного выбора между сегодняшним потреблением и инвестициями в будущее, основная проблема заключается в том, что бльшая часть российского общества не видит своего места в этом будущем. Действительно, новые технологии капиталоемки и малолюдны. Ограниченность же инвестиционных ресурсов в стране означает, что лишь немногие могут рассчитывать на работу на высокотехнологичных местах, ожидать же сокращения устаревших рабочих мест есть основания у гораздо большего числа людей.
Отсутствие ясной цели и точного понимания цены, которую придется платить за ее достижение, вынуждает российское общество вести себя подобно страусу в момент надвигающейся опасности. В этой "позиции" общество и власть едины – все понимают, что нельзя все время ничего не делать, но при этом обе стороны стремятся отложить принятие серьезных решений на неопределенное время.
Сложившаяся ситуация не может сохраняться бесконечно долго. Российское общество если и не по собственной воле, то под угрозой своему дальнейшему существованию как социума будет вынуждено реформировать свои базовые институты. Так что, очевидно, основные изменения в экономической политике еще впереди.






















Содержание раздела