Превращение сельских подворий в мелкотоварные хозяйства


В изменившихся условиях домохозяйства инвестируют средства прежде всего в морально устаревшую жилищную и хозяйственную застройку, ограничивающую возможности выполнения ими новых функций. И об этом "красном поясе", казалось бы, надо думать федеральным властям и принимать в расчет его появление.
Четвертая. В связи с превращением сельских подворий в мелкотоварные хозяйства категория "личное подсобное хозяйство" (ЛПХ) практически утратила смысл применительно к положению дел в сельской местности. Если ранее, как отмечалось выше, эта категория имела содержательный смысл, так как поступления с приусадебных участков составляли в среднем 10–15% доходов сельской семьи, то сегодня даже по официальным данным натуральное потребление продуктов питания из ЛПХ составляет в сельской местности более 75% общих расходов семей на питание68.

Более того, повышение доходов сельских подворий во многих случаях не только приостановило (компенсировало) падение уровня жизни, обусловленного падением трудовых доходов, но и способствовало заметному росту семейного благосостояния. Поэтому сегодня, на наш взгляд, правильно говорить именно о домохозяйстве или сельском подворье, но никак не о ЛПХ.
С учетом сказанного отказ Совета Федерации поддержать принятый Думой Закон "О личном подсобном хозяйстве" (1998 г.) следует рассматривать как шаг в правильном направлении. Сегодня российское село нуждается в законодательном акте, закрепляющем и институционализирующем новый статус домохозяйств как владельцев земли и весьма важных производителей сельскохозяйственной продукции, товаров и услуг в сельской местности. В содержательном плане такой акт в известном смысле может быть близок к принятому Конгрессом США в 1862 г. "The Homestead Act"69
Пятая. Все домохозяйства продолжают быть так или иначе вовлеченными в местную жизнь. Причем их взаимосвязь и взаимозависимость от местных органов власти существенно возросли.

Этому способствует ряд факторов. Среди них в первую очередь следует отметить тот факт, что сельская администрация является на сегодня основным арендодателем земли для домохозяйств; вся инженерная и социальная инфраструктура так или иначе оказывается связанной с деятельностью сельской администрации; социальное расслоение (прежде всего люмпенизация) ведет к повышению девиации, а значит, и необходимости поиска средств личной и хозяйственной безопасности в общественном секторе и т.д. Так, один из наиболее распространенных мотивов заметного сокращения числа птицы в подворьях с. Святцево связан с участившимся ее воровством.
Наконец, последняя по списку, но не последняя по значению, новая – шестая функция, связана с изменением характера земельных отношений и местом домохозяйств в этом процессе. Конечно, сегодня в земельных отношениях существует ужасная сумятица и неразбериха. Вместе с тем все это с полным основанием можно охарактеризовать как "лиха беда начало".

От традиционного приусадебного участка домохозяйства медленно, но неуклонно движутся не только к более полному контролю над своими земельными паями, все еще находящимися в пользовании крупных хозяйств, но и к фактическому наращиванию используемой земли. По нашим данным, в трех ежегодно обследуемых селах средний размер земли, обрабатываемой домохозяйством, составлял в 1997 г. 1 га, а в текущем (1999) году в с. Святцево, в связи с полным развалом производства в коллективном хозяйстве, каждой семье выделено дополнительно 2 га земли под сенокосы; в с. Латоново уже около 40% домохозяйств передали свои паи из коллективного в фермерские хозяйства и т.д. Вполне естественно, что столь глубокие изменения требуют как новой (и все еще отсутствующей) законодательной базы, так и просто времени для осмысления всеми участниками земельных отношений новых реалий.
Несмотря на все трудности переходного периода, крупные сельскохозяйственные производители продолжают существовать. Правда, в 1998–1999 гг. около 90% их были убыточными70, но известны примеры, хотя и довольно редкие, благополучия и даже процветания71. В любом случае в институциональном плане положение крупных производителей существенно изменилось.



Во-первых, по многим показателям хозяйственной деятельности они уже не монополисты. Во-вторых, они перестали быть основой социальной жизни и быта в сельской местности. И, в-третьих, что, возможно, самое главное, из землевладельцев они превратились в землепользователей.

Конечно, сегодня у всех у них, как говорится, "забот полон рот". Поэтому общественному сознанию все еще довольно сложно понять, что на пути возрождения крупных коллективных сельхозпроизводителей последнее обстоятельство, возможно, самая большая и труднопреодолимая проблема.
Фактически коллективные хозяйства загнаны в безвыходное положение. Законодатель, изменив отношения собственности, оставил неизменными трудовые отношения. Мотивация данного шага загадочна: то ли законодатель по простоте душевной, как неопытная девушка, полагал, что все рассосется само собой, либо он действовал с умыслом, как матерый охотник, полагая, что из такой западни живым еще никто не выбирался. В любом случае коллективные производители оказались в ситуации, когда, с одной стороны, все участники производства – партнеры, сдавшие свои имущественные и земельные паи с мотивацией на получение определенной доли в доходах и прибыли по результатам годовой деятельности товарищества (общества). Естественно, отнюдь не простая мысль о необходимости изменений трудовых отношений от начальников и подчиненных к отношениям равных или старших и младших партнеров никем не ставилась и не обсуждалась.

В результате, сдав свои паи сегодня вечером и став партнерами, все члены товарищества на следующее утро пришли на работу как наемные рабочие, с совершенно другой мотивацией, а именно желанием получить в ближайшие две недели как можно более высокую заработную плату. И когда некоторое время спустя все поняли, что их роли и статусы фактически остались неизменными, а по итогам года грядут одни убытки, внутренний зов самосохранения: "Забрать свое, пока еще что-то можно взять", – стал доминантой всей мотивации партнеров–наемных работников. Потребовалось всего несколько лет и всем стало ясно, что во многих хозяйствах уже и брать нечего. Кстати сказать, совершенно несправедливо упрекать при этом селн в их темноте, хитрости или корысти. Напротив, здесь просматривается мотивация предельного рационализма.

Точно так всегда и везде ведут себя вкладчики банков, когда узнают, что тот, кому они доверили деньги, банкрот или близок к такому пикантному положению. Приходится только удивляться живучести и богатству коллективных хозяйств, в которых, несмотря на все происходящее, еще что-то есть, что-то делается и производится. В кризисную осень 1998г. можно было наблюдать, как при несопоставимо меньшем, одноразовом давлении буквально рассыпались и прекратили существование гигантские мертворожденные финансовые структуры пореформенного периода.
Кроме того, полезно обратить внимание и на тот факт, что в советский период крупные товарные производители были частью государственной системы, в которой им четко прописывались обязанности, связанные с производством продукции и сдачей ее в "закрома родины". Хорошо или плохо, но под выполнение этих задач они имели соответствующее материально-техническое и финансовое обеспечение.
В противоположность этому вновь созданные по результатам реорганизации товаропроизводители всех организационно-правовых форм свободны от прежних обязательств перед государством. Вполне естественно, что последнее также хотело бы быть свободным от своих старых обязательств перед ними. Опыт показывает, что все здесь далеко не так просто.

А возлагаемые на рыночное саморегулирование надежды оказываются призрачными.
Селяне могут услышать, но им просто невозможно понять и принять на свой счет постоянно муссируемый в структурах власти и СМИ риторический вопрос: "Кто накормит страну?" Они вполне разумно полагают, что кормить страну за бесплатно в современных условиях им нет никакого резона. Поэтому они заняты тем, что кормят самих себя, своих родных и близких. А для того, чтобы иметь более благоприятные условия потребления и инвестирования в собственное хозяйство, кое-что реализуют на так называемом колхозном рынке за наличный расчет или посредством бартера. Причем подобным образом ведут себя как домохозяйства и фермеры, так и крупные товаропроизводители.

Уже много лет в сельской местности банковские операции скорее исключение, чем норма.
Иначе и не может быть, если учесть, что банковские счета большей части крупных товаропроизводителей блокированы за просроченные платежи, а фермеры и домохозяйства вообще оказались частью неформальной экономики. И если домохозяйства как бы всегда были за рамками хозяйственных отношений, характерных для юридических лиц, то фермеров туда выбросили в 1996–1997 гг. в порядке более полного соответствия их статуса требованиям нового Гражданского Кодекса, введенного в действие в 1995 г., а также в стремлении к упрощению их отчетности путем повсеместного перевода фермеров в категорию предпринимателей без образования юридического лица.



Содержание раздела