Он нуждается в отдыхе и свободе.


В этой связи необходимо теперь придать определенность значению слова "социальный". Имеется такая вещь, как единица социального преуспевания или ущерба. Бывает, однако, что ущерб является более пригодным для целей измерения, чем преуспевание, и, таким образом, конечная единица ценности есть жертва, связанная с затратой определенного количества специфически социального труда.

Короче говоря, общество определяет ценность вещи путем установления количества труда, необходимого для ее замещения или получения ее эквивалента.
В своей простейшей форме разделение труда означает, что определенный вид блага доводится до состояния законченности одним человеком. Он - специалист в таких пределах, которые позволяют ему быть производителем целого ботинка, или часов, или стола. Обрабатывая сырье, полученное от природы, он вручает его обществу в форме, пригодной для конечного использования.

Но разделение труда, конечно, пошло гораздо дальше той ступени, на которой всякий человек начинал изготовление вещи и его завершил. Большая часть труда выполняется теперь очень сложными группами, и функция индивидуума ограничена мелкой, но различимой частью процесса. Принцип, который мы изучаем, не затрагивается, однако, этим фактом.

И мы яснее представим себе дело, если сначала исследуем общество более примитивного типа, для которого можно предположить, что предметы целиком изготовляются отдельными работниками. По мере того как подобные блага день за даем покидают руки изготовившего их человека, они непрерывным потоком предложения начинают искать покупателей. Ни один человек не возьмет большого их количества, но общество возьмет их целиком. Мы можем даже предположить, без ущерба дам исследуемого принципа, что каждый человек в обществе берет, по крайней мере, одну единицу. То, что каждый класс благ изготовляется в большом, числе одним человеком, а потребляется в единственном числе многими людьми, это существенное обстоятельство необходимо заметить.

Благосостояние, которое доставляется предметом его потребителю, может быть лучше всего измерено им самим, и он делает эту оценку непрерывно. Купить ли мне этот предмет? Не урежет ли плата за него мой доход и не лишит ли чего-нибудь такого, что имеет для меня большее значение?

Что более желательно иметь: этот предмет или какой-либо другой, равной стоимости? Сами по себе эти сравнения дают только грубые пропорции, а не суммы; а пропорции эти различны для всех различных членов общества. Если бы каждый человек мог измерить полезность предмета тем усилием, которое нужно затратить для его получения, и если бы он располагал неизменной единицей усилия, он мог бы выразить полезность известного числа различных предметов в виде общей суммы.

Подобным образом, если все общество действует реально, как один человек, оно делает такие измерения для всех товаров, и затруднение, связанное с наличием большого числа измеряющих лиц, исчезает. Рынок обеспечивает этот результат, потому что общество действует как единица, как отдельный покупатель.
Ограниченность человеческой восприимчивости при измерении благосостояния, родственна ограниченности человеческого глаза при измерении силы света. Можно утверждать, что в двух случаях сила света одинакова, но невозможно сказать, основываясь на простом восприятии глаза, во сколько раз свет в одном случае более силен, чем в другом. Можно сказать, что два удовольствия равны, но нельзя сказать, что одно как раз в два раза больше другого.

Возможно, однако, установить, когда страдание и удовольствие взаимно возмещаются; и если мы можем сравнить многие виды удовольствия с одним видом страдания, то мы получим в результате возможность и сравнить удовольствия друг с другом и получить общую сумму многих различных удовольствий. Если человек знает, что для получения одного удовольствия он прошел бы милю, а для получения другого прошел бы в два раза больше, то он может узнать, что благо, доставленное второй прогулкой, в два раза ценнее, чем благо, доставленное первой прогулкой, и что выгода, принесенная этими двумя благами, есть возмещение трех прогулок по одной миле каждая. Нечто сходное делает общество, но только не так грубо.


В начале всякой попытки измерить богатство трудом мы сталкиваемся, независимо от принятого метода, с той трудностью, что богатство производится трудом с помощью средств производства. В этом случае имеется капитал, а он является результатом жертвы, именуемой воздержанием. Ни одно из наших материальных удобств не создается одними усилиями работников без помощи средств производства. Эту трудность можно преодолеть, взяв в качестве мерила издержек предельный труд. Оставляя капитал предприятия совершенно неизменным, введите небольшое количество добавочного труда, и какой бы продукт ни был произведен этим добавлением, он фактически обязан своим происхождением только труду.

Можно сказать, что некоторая часть запаса любого товара, выбрасываемого на рынок, вменяется наличию конечного приращения труда. Оставляя капитал неизменным, отнимите одного или двух человек от каждого предприятия, изготовляющего данный предмет, и это приращение перестанет возникать. Верните людей, но не делайте никакого другого изменения, и эта предельная часть продукта снова появится. Этот фактически не располагающий ничьей помощью труд есть единственный вид труда, который может измерить ценность.

Попытки использовать трудовые мерила быстро оказались несостоятельными вследствие того, что им не удалось отделить капитал от того труда, по которому измеряется продукт. В предшествовавших главах этой работы было показано, что продукт предельного труда есть фактический продукт всего труда. И этот факт, позволяет нам отделить весь труд от применяемого капитала и найти, какая часть всего продукта производства вменяется исключительно труду.
Труд, кроме того, состоит из конкретных действий людей; а они также несходны друг с другом, как различные предметы, которые нужно ими измерять. Можем ли мы суммировать труд, заключенный в рубке дров, игре па скрипке, работе наборщика и т. д.? Кажется, что сложить различные действия, образующие общественный труд, так же трудно, как сложить продукты, образующие общественное богатство. Необходим всепроникающий элемент, который бы входил во все действия и мог бы быть измерен.

Такой элемент может быть найден, ибо подобно тому, как полезность обща всем товарам, так личная жертва обща всем разновидностям труда. С одной стороны, имеется услуга, оказываемая человеком человеку, а с другой стороны, есть возлагаемое на него бремя. Социальная самопомощь - акт человечества, обслуживающего свои потребности, - образует весь экономический процесс. Человек воздействует на природу, придавая ей полезную форму, и болезненно испытывает на себе ее противодействие в течение этого процесса.

Усовершенствованная природа затем работает на человека, на потребителя и оказывает на него уравновешивающее и благоприятное действие. Если мы сможем найти ту точку, в которой неблагоприятное противодействие в точности балансирует и измеряет благоприятное воздействие, то мы сможем тогда оценить удовольствие в терминах страдания.
Работа становится с каждым часом все более тягостной для человека ее выполняющего. Бремя ее сначала легко, но оно становится тяжелым. Для едва перебивающихся членов беднейшего класса общества она становится обременительной до почти непереносимой степени в послеобеденные или вечерние часы, оставаясь более легкой в конце для более квалифицированного труда. Во всех случаях, однако, именно последние часы обременяют работника и испытывают его готовность продолжать работу на предприятии.

Он может работать в течение двух часов с удовольствием, в течении четырех часов бодро, в течение восьми - с покорностью и в течение десяти часов - с зарождающимся возмущением.
Действительное количество часов, затрачиваемое на труд в высоко организованном обществе, не предоставляется, конечно, полностью на выбор индивидуума. При работе группами выгодно начинать и кончать работу вместе. Принцип, определяющий продолжительность нормального рабочего дня, действует, однако, несмотря на этот факт, и он может быть обнаружен при изучении более простых условий.

Мы забудем, поэтому, на время, что массы людей связаны с паровым свистком.
Изолированный работник является потребителем своих собственных продуктов, и он естественно каждый день продолжает свою работу до того момента, когда уже не стоит работать больше. Дополнительный продукт мог бы быть получен посредством продления тяжелого труда, но выгода от получения его не могла бы компенсировать жертвы, связанной с изготовлением. Человек уже устал и он чувствует тягостность своего занятия.

Он нуждается в отдыхе и свободе. Природа отвлекает его от фабрики, и уют его дома зовет его. Его нормальный рабочий день кончается, когда звучат эти призывы, а это происходит тогда, когда выгоды и потери от производства равны.
Выгода, связанная с последовательными часами труда, уменьшается, начиная с первого; и последний продукт, который человек производит, является наименее полезным из всех. Если он будет работать только один час, он создает продукт в форме пищи и других вещей, поддерживающих жизнь вещи. Если он добавляет второй час, он будет затрачен на получение того, что все еще оценивается им как необходимость. Применяя большее количество времени, он добавит удобства к своему перечню и он может закончить его положительной роскошью.

Во всяком случае последнюю и наиболее тяжелую работу он выполняет ради получения наименьшей из выгод. Предоставленный самому себе и природе, он должен работать в течение части дня для поддержания жизни и должен воздерживаться от работы в течение другой его части на том же основании. Между точкой безделья, в которой он голодал бы, и точкой только работы, в которой он умер бы от истощения, имеется точка равновесия выигрыша и потери.

Если он остановится именно здесь, чистый доход от труда будет наибольший.



Содержание раздела