Так приобретается опыт первого взаимодействия между волей и долгом, между " хочу" и "могу", меж ду "можно" и "нельзя", устанавливающий направле ние для свободы или несвободы собственных волевых инстинктов, своего "сверх-Я", которое психоанализ определяет как действующую с детства инстанцию, воплощающую обусловленную требованиями окружа ющей среды морализующую совесть, от которой за висит характер взаимоотношений между естественной спонтанностью и тормозимостью вследствие повышен ного самоконтроля. Так требования окружающей среды переносятся вовнутрь (интериоризируются), превращаясь во внутреннего судью, который преобразует заветы и запреты в нравственный императив. В биографии личностей с навязчивым развитием мы постоянно встречаемся с тем, что в раннем детстве их детская живость и аффективность упрямо и жестко подавляется и происходит такое видоизменение волевых импульсов, при котором подавляется и тормозится спонтанность и здоровая самобытность ребенка.
И происходит это именно в той фазе развития, когда необходимо развивать соответствующие возрасту способности и образцы поведения, приводящие к самостоятельности и независимости.
Как показали научные исследования, первые впечатления и первые шаги ребенка имеют особое, судьбоносное значение для последующего развития как первоначальные задатки обучения категориальным способам поведения. Такое обучение начинается тогда, когда ребенок определенным образом оценивает происходящие события, переживая отклонения от привычного порядка как опасные и вредные для себя. Реакции окружающих на его "ошибочное поведение" (порицание, предупреждение, предостережение, угроза, лишение родительской любви и ласки, наказание) ассоциируются и связываются им с очевидно нежелательными импульсами внешней среды.
Он приобретает опыт того, что мать отворачивается от него, смотрит с укоризной или наказывает, если он ведет себя шумно, что- нибудь опрокидывает или ломает.
При повторении таких ситуаций он пытается быть более осторожным, задумывается о том, следует ли делать то, что наказуемо, контролирует свои действия, становится в какой-то степени неуверенным и заторможенным. Если в таких ситуациях возникает сильно выраженный страх, то при возникновении подобных (наказуемых) побуждений постепенно рефлекторно развивается торможение и подавление.
Становится более понятной упомянутая выше взаимосвязь между окружением и "конституциональной предупредительностью" у лиц с навязчивой личностной структурой: живых, импульсивных, витально-моторных агрессивно-экспансивных детей, естественно, чаще бранят, удерживают и строго наказывают, чем спокойных детей; если они не успокаиваются после порицания, то это грозит нелюбовью или на казанием, а быть может, и более серьезными для ре бенка последствиями.
Предъявление ребенку чрезмерных для данного возраста требований приводит к тому, что он очень рано становится опрятным, прилично ведет себя за столом, аккуратно ест, не бьет и не портит вещи, короче говоря, никоим образом не проявляет вовне свои аффекты. Вот один гротескный пример.
В одной семье ребенка заставляли во время еды держать подмышкой монету - чтобы он не делал лишних дви жений и выработал хорошие манеры. Во время еды мо нета не должна была падать.
Послушный, выдрессированный ребенок, есте ственно, очень удобен для родителей, они демонст рируют его окружающим, гордясь своими воспита тельными методами и не испытывая при этом никаких угрызений совести. На более поздних стадиях разви тия это приводит к регулированию буквально всех аспектов поведения ребенка, и он находится как бы в заключении, когда буквально все его витальные по требности удовлетворяются без его личного участия. Ребенок очень рано обучается повышенному внима нию к самому себе, он обращен к себе, и это дается ему ценой непринужденности и спонтанности, чему способствует также преувеличенный страх перед на казанием и готовность к переживанию своей вины.
Рождение брата или сестры в этом возрасте при водит к трудной для ребенка переработке: вследствие того, что в этом возрасте у ребенка развивается самостоятельность и агрессивность, возникает соответствующая возрасту каин-авелева проблематика, при которой появившийся на свет брат или сестра вое-принимается как соперник.
Позже мне было достаточно посмотреть на тебя с укоризной, для того чтобы ты стал послушным. Очень рано я убедилась, что когда я читаю книгу, ты не капризничаешь - это был первый уроки преодоления твоего упрямства.
Если ты плакал, когда я;| входила в комнату, я даже несколько раз шлепала тебя^| рев усиливался, но я оставляла тебя одного, пока ты не ! изнемогал от плача.
Так тебе становилось понятным,'| что ты можешь сколько угодно злиться на меня, но не'3 выражать свою злость ревом. Ты был любимым ребен^ | ком; позже я не применяла к тебе насилия, и люди ^ удивлялись тому, какой ты послушный ребенок и как достаточно одного лишь взгляда, для того чтобы тобой управлять.
Иногда я должна была преодолевать саму себя и быть с тобой строгой и жесткой, но я думала, что все это делается для твоего же блага.
Я была строга, потому что любила тебя. Отец в это время был на войне; я одна несла ответственность за тебя; когда он вернулся, то увидел хорошо воспитанного ребенка."
Всего этого достаточно, чтобы показать, что такие дети с детства приучены тормозить и заглушать свои импульсы, так как их проявление расценивалось как нарушение поведения или помеха для родителей. Такое подавление естественных импульсов становится продолжительным, как бы "второй натурой", и в конечном счете превращается в рефлекторное, автоматическое. Оно затрудняет исполнение каждого импульса, каждого побуждения, задерживая его и вызывая переработку в плане реакции на возможный риск, связанный с выполнением этого побуждения и необходимостью решения вопроса о том, не следует ли его отменить.
Это в большинстве случаев приводит к тому, что в связи с задержкой и последующим обдумыванием импульс активности ослабевает и либо становится неосуществимым, либо задерживается в положении двойственности (когда неясно, можно или нельзя его реализовать).
Эта двойственность имеет тенденцию к расширению, становится постоянным свойством личностей с навязчивым развитием и является способом аннулировать или затормозить побуждения, которые расцениваются как опасные и рискованные. На основHнии сказанного становится понятно, что у личностей с навязчивым развитием сомнения, в самых различных вариантах, играют большую роль. Они являются защитой от опасной спонтанности и такой утраты самоконтроля, которая впоследствии может вызвать раскаяние или сожаление.
По мере развития обсессивной личности сомнения могут абсолютизироваться, приобретая самодовлеющее значение и представляя собой замену продуктивной деятельности. Все эти сомнения имеют, в конечном счете, одни биографические первопричины: либо я самостоятелен и делаю так, как хочу, либо я должен быть послушным и подавлять свои побуждения.
Такие сомнения способствуют возникновению у лиц с навязчивостями характерной для них медлительности, склонности к колебаниям, нерешительности, откладыванию неотложных дел и волоките. Они оказываются в положении буриданова осла, который остается голодным, находясь между двумя мешками с сеном и не зная, какому из них отдать предпочтение, так как испытывают постоянные сомнения между влечением к деятельности и страхом наказания за нее и не могут принять окончательного решения.