Тревожный родитель


Можно оценить по этому рассказу, какому стрессу подвергались люди, когда их карьерные планы разрушались. Этот человек был среди 300 квалифицированных специалистов, претендующих на пять рабочих мест. "Я рвал кишки в течение нескольких недель", сказал он, "и финишировал седьмым. Позже они открыли еще два рабочих места, и меня приняли".

Именно с таким трудом он должен был бороться, чтобы преподавать в публичной школе, и его успех в этом испытании был пропуском на то место, где он и остался до конца своей трудовой жизни. Вслед за Депрессией пришли беспорядки Второй Мировой Войны, а вслед за войной ускоренный рост технологий, особенно технологии домашнего хозяйства. Люди обнаружили, что их занятия ограничены окружением. Они или работали на большую организацию, или, владея своим бизнесом типа розничного магазина, имели установленное место в схеме вещей и ограниченный потенциал для роста. Кроме того, их домашняя жизнь трансформировалась механической эпохой, темп развития которой был быстрее, чем мог выдержать любой нетренированный индивид. Столь же важным, как автомобиль, для Америки было то (как замечает Джеймс Флинк в "Америка Выбирает Автомобиль"), что большинство людей особенно в городах не были способны починить то, чем обладали.

Когда появились стиральная машина, телевидение и все домашние приспособления послевоенной эпохи, люди были уже приучены к зависимости от механизмов, чьей работы они не понимали. Они выросли, звоня опытным мастерам по механическому ремонту.
Это доверие авторитету экспертов существовало даже в столь личном деле, как воспитание детей. Вместо бабушек и дедушек, которых больше не было поблизости, консультировались с педиатрами и справочниками.

Лихорадка ребенка могла напугать мать, если ее матери не было рядом, чтобы сказать: "О, это ерунда. Не надо ничего делать, само пройдет". Отсутствие такого голоса опыта, естественно, толкало мать к доктору или книге. Знаком распада расширенного семейства и триумфа технологического мировоззрения была экстраординарная популярность книги "Ребенок и уход за ним" доктора Спока, которая вышла как раз после Второй Мировой войны.

Доктор Спок был надежным и довольно чувствительным советчиком (могло быть намного хуже), заполняя вакуум, который отражал то, что собственные ресурсы семей больше не были адекватны требованиям, которые к ним предъявлялись. Немного позже в моду вошли регулярные посещения педиатра, чтобы получить информацию и утешение, которые всегда обеспечивали бабушки.
Новое поколение родителей выражало свое беспокойство о мире, который всегда представлялся им неподвластным. Это ощущение порождало обширный неопределенный страх, который характеризовал нашу эпоху эпоху тревожности; или, цитируя Франклина Рузвельта, "безымянного, беспричинного, необоснованного ужаса". Так как люди не знали, чего они боятся, они не могли сделать чего-то такого, что уменьшило бы их страх. Как только они проверили газ и удостоверились, что он выключен, не оставалось больше ничего функционального, что бы можно было сделать. Но волнение не проходило, и они рассеивали его, бесконечно суетясь по поводу вещей, которые не имели возможности контролировать, или тех, где они уже сделали все возможное.

Не просачивается ли газ? Все ли мы выключили? Заведется ли автомобиль ут
ром? И своим детям: вспомните, взяли ли вы все необходимое?

Не бегайте по ночам!
Чейн нашел, что подростки - героиновые аддикты были научены чрезмерной озабоченности угрозами для жизни своими родителями. Да и родители, принадлежащие к "мейнстриму" общества, часто транслируют такую же тревогу и тем, как они решают повседневные домашние проблемы, и прямыми высказываниями. Что позволяло родителям передавать свои тревоги так свободно? С одной стороны, имея дело со своими детьми, они реагировали рефлексивно, направляемые своими собственными эмоциональными императивами; они не могли помочь себе. В то же время, они действительно заботились о своих детях и хотели приготовить их к жизненным ловушкам как они их видели - которые могут встретиться на пути.



Наконец, ребенок давал им единственный шанс распространить свой контроль на этот хаотичный мир. Это был единственный человек и единственное место, где, как они думали, они должны быть в ответе за все.

Действительно, разочарования, которые они испытывали в других местах, усиливали их иррациональность дома. Здесь они могли выражать свои страхи и требования без ограничений, что было непозволительно где-то еще.
Представление о мире детей, вышедших из таких семей, включает картину комфорта и безопасности нуклеарной семьи, резко контрастирующую с суматохой, бушующей снаружи. Оптимистичный, уверенный дух ранней индустриальной эпохи сменился почти первобытным, суеверным отношением к технологической и бюрократической власти. Необходимо было умиротворить эти силы, чтобы они не навредили вам. В этом водовороте подозрений и недоверия семья рассматривалась как гарнизон, требующий строгой лояльности и дающий в ответ безопасную гавань. Раз большинство других людей готово обмануть вас, жизненно важно поддерживать членов семьи в любом потенциальном конфликте.

Семейные тайны должны быть сохранены, поскольку, если любое свидетельство слабости или неустойчивости просочится вовне, эта информация может быть использована против вас. И материальные, и духовные ресурсы должны накапливаться втайне.
Что касается детей, по крайней мере маленьких, то ограниченность их опыта домом строго лимитировала то, какой смысл они могли самостоятельно придавать вещам. Они должны были считать то, что говорили и делали их родители, разумным, потому что это было тем единственным, что они видели, слышали и знали. Частично это было следствием нежелания родителей позволить им расширить свое поле зрения, чтобы исследовать мир самостоятельно. Ведь тогда дети не всегда могли бы быть в безопасности, или могли бы расти и меняться непредсказуемо. Другими словами, неуверенность, которая так смущала родителей, могла исходить от их отпрыска, и это было бы невыносимо.

Чтобы предотвратить это, родители зачастую поминутно направляли жизнь ребенка, не понимая, как велика опасность того, что его собственное суждение может умереть, еще не родившись.
 
Тревожный  родитель Вообразите следующий сценарий, который включает в себя многие элементы того типа воспитания, который мы анализировали. Алиса была бухгалтером в большом офисе в начале 1960-ых. Каждый день, точно в 15:30, у нее звонил телефон. Это был ее десятилетний сын, сообщавший ей, что пришел домой из школы вовремя.

Она производила быстрый опрос "Ты поговорил с преподавателем?", "начал делать домашнюю работу?", "ты купил молока?" и давала ему некоторые инструкции "слишком темно, чтобы отправляться гулять", "мать Билла занята, так что не беспокой ее", "не подходи близко к печи". Опекая ребенка таким образом, что отнимало у нее много времени, Алиса к тому же пробовала предвидеть каждую случайность, которая могла бы у него возникнуть, за два часа до того, как она придет домой. Если он не звонил, она откладывала свою работу и отчаянно набирала номера телефонов людей, живущих по соседству, чтобы разыскать его. Тон ее голоса по телефону был очень нервным, и часто она передавала чувство паники своему сыну, который начинал плакать от испуга в то время, как они общались.

Или он мог плакать, потому что резкая критика Алисы казалась несправедливой, и он хотел делать что-нибудь другое. В таких случаях Алиса снижала голос до пронизывающего шепота, и шипела: "Не плачь. Я велела тебе не плакать. Ты слишком шумишь.



Я сейчас повешу трубку, и буду дома пораньше. Тогда   и поговорим".
Часто мальчик перезванивал, чтобы попросить прощения, и иногда сцена полностью повторялась. Или он мог названивать весь остальной день, потому что ему было одиноко, или потому, что он хотел более детальных советов матери по поводу решения некоторых домашних проблем.

Волнуясь, что ребенок "слишком возбудим", Алиса показала его психологу. Иногда она сообщала своим сослуживцам, что они с психологом решили: "Он слишком зависим.

Я пробую заставить его делать некоторые вещи самостоятельно, но это непросто". Алиса также выражала свое расстройство в связи с тем, что такой ребенок вынуждает ее сохранять рабочее место намного ниже своих возможностей, хотя она и так с трудом удерживалась на работе: ее внимание слишком часто было обращено на сына.
Воспитывая ребенка одна, Алиса находилась в трудной ситуации, которую общество не делает легче. Но ее истеричные реакции возникали из-за собственных проблем. Хотя она искренне хотела лучшего для своего ребенка, то, что она транслировала ему, было главным образом ее неуверенностью в себе и тревожностью.

Не контролируя выражение своих невротических чувств, она формировала его жизнь в соответствии со своими тревогами. Ее чрезмерная опека, самопожертвование и негодование были реакциями на несостоятельность и фрустрации, которые чувствовала она, и не имели никакого отношения к тому, в чем он нуждался.



Содержание раздела