Во всех этих аспектах воззрения упомянутых мыслителей XVIII столетия, безусловно, подготавливали появление адекватных исторических теорий. Обобщение же выдвинутых ими концептуальных положений стало делом другого их великого современника. В конце XVIII века удалось фактически полностью преодолеть примитивный взгляд на период, предшествовавший "общественному договору", как на состояние дикости. Соединение тезиса об общественной сущности человека с реальными фактами относительной обособленности первобытных общин было достигнуто посред- ством апелляции к характеру деятельности тех времен, когда главными источниками существования оставались охота и собирательство, а охотничий быт неизбежно предполагал "семейства или маленькие племена, весьма удаленные друг от друга, ибо каждому для добывания средств существования нужно было обширное пространство"1.
В этих условиях "лишь небольшое количество людей могло жить вместе, так как их значительное число в течение непродолжительного времени могло уничтожить всю дичь в определенной местности, и последствием этого было бы исчерпание основных средств существования"2.
А.Р.-Ж.Тюрго и А.Смит подчеркивали, что в таком состоянии общества нет места социальному неравенству, ибо "всеобщее равенство людей утверждает всеобщая бедность"3. А.Фергюсон отметил, что собственности не может существовать там, где накопление богатства невозможно или нецелесообразно из-за тех форм, которые оно принимает. "В племени, существующем охотой и рыболовством. - писал философ, - оружие, мелкая утварь и шкуры зверей, которые использовал каждый охотник, были для него единственным объектом собственности", пища же, которая могла быть потреблена в будущем, "не могла быть присвоена до своей поимки"4.
Таким образом, присвоение в собственность большего числа орудий труда, чем то, которое могло эффективно использоваться, было не нужно, а присвоение потребительских благ оказывалось невозможным.
Соответственно собственность стала возникать только там и тогда, где и когда появились первые возможности сохранения и накопления общественно значимых благ. А.Фергюсон рассматривает переход к частной собственности в классическом смысле этого понятия в связи с распространением земледелия и индивидуализацией потребления сохраняемых продук- тов1. А.Смит подчеркивает, что с переходом от присваивающего хозяйства к производящему ослабляется экономический характер связи отдельных семей, хотя и сохраняется потребность в некоторых коллективных действиях2.
А.Р.-Ж.Тюрго, однако, анализирует формирование отношений собственности еще на стадии пастушеского хозяйства, указывая, что именно с этого периода возникают зачатки рабства, обусловленного насилием. "Народ, - писал он, - не мог иноща избежать сражения с отрядом решительных людей... которые, победив, сами становились хозяевами стад. ...Страх голодной смерти удерживал побежденных от бегства... и [они] становились рабами победителей"3. Здесь отмечено, что не только сам факт возникновения излишков благ привел к образованию классов, но и положение, заставлявшее часть людей смириться с их жалким существованием.
А.Смит также полагает, что именно первый экономический период, пастушеский, "допускает большое неравенство состояний, и нет периода, в котором бы богатство давало большую власть тому, кто владеет им"4.
Именно возникновение собственности и имущественного неравенства и сделало необходимым, как считали экономисты и историки конца XVIII века, появление власти и управления. Указывалось, что процесс становления отношений собственности протекал вполне "естественно, даже независимо от соображений о необходимости этого... которые [соображения] являются впоследствии и тогда содействуют и поддерживают укрепление власти и подчинения"5, что правителями становились наиболее уважаемые (или сильные, или опытные) члены племени, а уже затем почтение к ним переносилось на их сыновей и семьи, что делало власть наследственной6.
Но ни от кого из рассматри- ваемых нами авторов не ускользнуло, что государство "учреждено для защиты собственности... для защиты тех, кто имеет какую-либо собственность, от тех, которые совсем ее не имеют"1, для "обеспечения безопасности собственности и защиты богатых от бедных"2.
Но при этом, подчеркивают А.Фергюсон и А.Смит, люди, занятые производственной деятельностью, превращаются в машины, а "способности мастера... раOвиваются наряду с тем отуплением, от которого страдает чернорабочий"4.
Анализ разделения труда, данный в работах указанных авторов, представляется нам гораздо более существенным, нежели все непосредственно исторические исследования, которые были проведены ими, в особенности А.Смитом5. Именно это обстоятельство стало центральным для философии истории, концепция которой на основе только что рассмотренных взглядов была создана выдающимся английским логиком, историком и экономистом Д.Юмом.
Д.Юм полагал, что общественная организация является не столько естественной для человека как такового, сколько естественно возникающей из потребности человеческого общежития. "Только с помощью общества, - писал он, - человек может возместить свои недостатки и... приобрести преимущества над другими живыми существами... благодаря объединению сил увеличивается наша трудоспособность, благодаря разделению труда у нас развивается умение работать, а благодаря взаимопомощи мы меньше зависим от превратностей судьбы и случайностей"1. Становление общественных институтов Д.Юм рассматривает как процесс углубления и совершенствования связей, возникающих между людьми в процессе их деятельности.
При этом он считает, что становление таких связей и их определенных форм предполагает наличие специфических соглашений между людьми: от придания определенного значения различным словам языка до признания стабильности отношений владения благами2.Д.Юм обобщил взгляды многих исследователей, отмечавших серьезное воздействие экономических про- цессов на общественную жизнь: он аргументировал возникновение неравенства в среде земледельческих племен и проанализировал значение разделения труда и торговли не только для прогресса производства, но и для развития общества, стабильность которого связывалась им с формированием сильного среднего класса независимых промышленников и торговцев1.
Однако наибольшее значение имеет его анализ ступеней развития человеческой цивилизации. Разумеется, как и все теоретики своего времени, Д.Юм начинает анализ с догосударственной эпохи, однако весьма знаменательно, что главной ее чертой он называет не отсутствие государства или гражданского общества, а отсутствие отношений собственности.
Затем следует эпоха, основанная на собственности, причем Д.Юм одним из первых применяет важный методологический прием ее анализа.
В отличие от своих современников философ отказался от рассмотрения истории классовых обществ как строго прогрессивного или однозначно регрессивного явления. Оценивая экономический фундамент античных обществ, Д.Юм первым и одним из немногих европейских философов указал, что таковым являлось мелкое сельскохозяйственное производство, осуществлявшееся свободными крестьянами (by independent property-owning farmers).
Влияние же рабства было незначительным, и не оно определяло основы античного хозяйства2. Придерживаясь подобной позиции, Д.Юм рассматривал следующее общественное устройство, феодальное, как безусловно прогрессивное с точки зрения развития производства и техники, но при этом отмечал, что феодальное общественное устройство предполагает гораздо большую зависимость масс людей от сюзерена, чем античное, и расценивал угнетение масс при феодализме как более жестокое и всеобщее.
Совершенствование общественного устройства Д.Юм связывает с современным ему обществом, однако делает это весьма специфично. Полагая, что достижение политических свобод существенно ускоряет социальный прогресс, и указывая, что последний сопровождается успехами производства, наук и искусств, Д.Юм тем не менее не считает капиталистическое общество идеальным и не связывает с ним исторической перспективы.
По мнению философа, этот общественный строй, хотя и облегчает по мере своего развития тяготы неравенства и угнетения, не является тем не менее непосредственно "обществом будущего". С его точки зрения, совершенствование людей и общественных институтов приведет к тому, что "люди неизбежно станут более человечными вследствие самой привычки взаимного общения"1, что перекликается с трактовкой А.Смита2.