Современная эпоха не может противопоставляться ни одной из первых четырех "общественно-экономических" формаций советской схемы, но может противопоставляться только всей экоомической общественной формации как целому. Теоретическая последовательность требует рассмотрения этой новой общественной формации в качестве единого отрезка исторического времени, противопоставленного двум предшествующим отрезкам.
С другой стороны, реальные события XX века показали, что советская трактовка, изображавшая западные общества капиталистическими и предполагавшая, что они могут быть описаны как примеры империалистичес- кой стадии капитализма, не выдерживает проверки историческим опытом. Начиная с 60-х годов, когда экономические и социальные успехи стран Запада стали очевидными, а развитие государств восточного блока все более и более замедлялось, советские исследователи оказались вынужденными искать объяснение подобной ситуации.
Эти поиски были ограничены идеологическими рамками, за которые исследователям трудно было выйти. Считая в равной степени марксистскими положения, выдвинутые К.Марксом и В.Лениным, советские ученые не могли предположить ни наличия новой, более высокой по отношению к империализму стадии в пределах капиталистического способа производства, ни тем паче более высокого, нежели капиталистический, способа производства внутри экономической общественной формации.
Поэтому единственным выходом оставались рассуждения о ряде фаз империализма, или о периодах "общего кризиса капиталистической системы".
Уже в последние годы коммунистического режима наметилось стремление выйти из данного противоречия на путях кардинальной ревизии как марксовых, так и ленинских принципов. В 1988 году В.Медведев, тогда секретарь ЦК КПСС, в своей статье в журнале "Коммунист"1 попытался изобразить современные западные общества (признавая при этом их империалистическую суть) в качестве наиболее адекватного проявления принципов капиталистического способа производства, одновременно отбросив как марксово положение о том, что именно период свободной конкуренции полнее всего отражает принципы функционирования капиталистической системы, так и идею В.Ленина об империализме как загнивающем и умирающем капитализме.
Между тем мы полагаем возможным интерпретировать историю второй половины XX века существенно иначе, причем не отказываясь ни от одного из отвергнутых партийным идеологом тезисов2. Империа- лизм действительно следует признать реальностью начала века, явлением, предельно обострившим все противоречия капитализма, периодом, непосредственно предшествующим его краху.
Однако именно примитивное толкование марксовой теории, непонимание многовариантности развития, приверженность доктрине пяти последовательно сменяющих друг друга "общественно-экономических" формаций привели В.Ленина к идее о том, что "объективный ход развития таков, что от монополий... впереL идти нельзя, не идя к социализму..."1. Этот тезис, на наш взгляд, совершенно не очевиден, и правильнее было бы интерпретировать события середины XX века следующим образом.
В начале столетия при тотальном господстве капиталистического способа производства обозначаются черты его загнивания и распада, то есть открывается путь становления более высокой, нежели экономическая, общественной формации. Однако, как мы помним, переход от первичной общественной формации к вторичной, равно как и процессы классообразования в тот период, протекали, согласно теории марксизма, и в революционной (европейский путь), и в эволюционной (азиатский путь) форме. Соответственно и переход к формации более высокой может осуществляться двумя путями: преимущественно эволюционным и преимущественно революционным2. Революционный путь развития характерен для стран, где капиталистические противоречия развились в формах, не предполагающих их естественного преодоления (то есть, как правило, оказались смешанными с целым рядом внесистемных противоречий и отягощенными внешними обстоятельствами). Эволюционным путем пошли страны, где становление капиталистического способа производства было медленным, но основательным.
Именно таким образом с 1917 года в мире возник способ производства (назовем его по традиции социалистическим), более тяготеющий к новой формации, нежели к старой, и являющийся примером революционного преобразования последней.
Одновременно продолжал существовать капиталистический способ производства, который перед второй мировой войной обнаруживал меньшие способности к совершенствованию, чем социализм. Однако эволюционное развитие западных обществ привело в начале 60-х годов к замене капиталистического способа производства более высоким, относительно условно названным нами посткапиталистическим1.
С этого момента "соревнование" социализма, ориентированного прежде всего на изменения в распределительных отношениях, и посткапитализма, добившегося качественных сдвигов в развитии производительных сил, складывалось не в пользу социализма, что и стало причиной его идеологического поражения в начале 90-х годов. В общем и целом же новый способ производства, сменивший на Западе традиционный капитализм, стал первым в цепи форм производства, следующих за высшей точкой экономической формации - капитализмом, и тем самым оказался первым способом производства, опосредующим становление новой, третичной, общественной формации, причем становление эволюционным образом.
Следовательно, идея новой общественной формации может быть обоснована не только с точки зрения методологии адекватных исторических построений, но и как результат анализа реальных социальных сдвигов XX века.
Называя новую общественную формацию постэкономической, мы стремимся не столько уйти от названия "коммунистическая", распространенного в марксистской традиции, но серьезно себя дискредитировавшего, сколько подчеркнуть, что новая формация на сей день не представляет собой ставшего целого, не является чем-то завершенным и поэтому с большим основанием может быть охарактеризована как отрицающая ранее сложившиеся закономерности, нежели утверждающая новые законы и отношения. Говоря о постэкономической общественной формации, мы имеем в виду в первую очередь именно "движение, которое уничтожает современное состояние".
Нельзя не отметить, что по мере дискредитации марксистского учения его советскими последователями и по мере развития в недрах западных обществ ранее не знакомых этим социумам отношений стала прокладывать себе дорогу концепция, весьма близкая по своим внешним формам и некоторым методологическим принципам марксовой теории истории, хотя и отличающаяся от нее по целому ряду существенных моментов.
Мы имеем в виду теорию постиндустриального общества, возникшую в начале 60-х годов, когда страны Запада стали выходить за пределы экономической общественной формации и начала складываться новая парадигма технократического и социального мышления. Именно в этот период технологический прогресс привел к ощутимым изменениям в жизни общества, основательно модифицировал социальные отношения, вызвал новые массовые потребности, породив вместе с тем и средства их удовлетворения. Новые условия потребовали отказаться от развития унифицированных производства и потребления, серьезно разнообразили возможности проявления человеческой индивидуальности, определили гигантские сдвиги в структуре рабочей силы, обусловили ее переток из материального производства в сферу услуг и информации.
Подобные изменения не могли не найти отражения в западной социологической доктрине, что привело к появлению ряда гипотез, объясняющих безвозвратную утрату прежнего видения мира.
Теоретики постиндустриального общества базировали свою методологию на выделении трех основных эпох человеческой истории, что сближает их теорию с марксистской и ставит ее в ряд относительно адекватных систем исторической периодизации. Апеллируя к технологическим основам производства, сторонники данной концепции рассматривают в качестве указанных исторических эпох аграрную, индустриальную и постиндустриальную.
Подобные фазы, разумеется, не тождественны общественным формациям, проанализированным родоначальниками марксизма, однако это не означает, что между ними нет определенных черт сходства.
Например, Р.Арон указывает, что индустриальный строй представляет собой "такой тип социума, Rоторый открывает новую эру в человеческом развитии", приходя на смену аграрным обществам, и при этом "легко дать абстрактное определение каждого типа общества, но трудно обнаружить его конкретные пределы и выяснить, является то или иное сообщество архаическим или ин- дустриальным"1. Автор, таким образом, противопоставляет индустриальную цивилизацию аграрной, подчеркивая при этом невозможность выявить четкую хронологическую границу между ними.
Фактически то же самое мы видели и у К.Маркса при его анализе земледельческой общины как грани между архаической и экономической общественными формациями2, когда он признает возможность сосуществования архаических и экономических форм и отмечает, что исторический переход от первой к второй может продолжаться столетиями.
Три стадии развития цивилизации - аграрная, индустриальная и постиндустриальная - подробно рассмотрены Д.Беллом, классиком постиндустриальной теории.