В XX веке человечество столкнулось с таким же количеством вопросов о путях и формах развития социального организма, какое поставил перед ним век XIX в области естественных наук. Однако если дискуссии по проблемам "исчезновения" материи, взаимоотношений между массой и энергией, вопросам теории внутриядерных взаимодействий, споры вокруг волновой и корпускулярной концепций света при всей их интенсивности не изменяли и не могли изменить объекта исследования, каковым являлась сама природа, то социальные теории и тем более социальное экспериментаторство нынешнего века серьезно отразились на человечестве, создавшем и опробовавшем на себе самые разнообразные утопии.
Нынешнее столетие в значительной степени прошло под знаком борьбы между двумя общественными системами - одной, естественным образом выросшей из положительных черт социума, привычно называемого капиталистическим, и другой, столь же естественно появившейся как попытка отрицания недостатков, которыми этот социум был наделен в той же мере, в какой обладал и достоинствами. В рамках XX века можно отметить несколько характерных исторических моментов, с каждым из которых существенно изменялась вся совокупность взглядов на социальную эволюцию.
Во-первых, в западных обществах, которые ранее рассматривались и самими их представителями, и приверженцами противоположного лагеря как наследники и продолжатели капиталистического типа общественного устройства, возникли сомнения относительно правомерности объединения в рамках понятия "капитализм" качественно различных общественных систем, представленных европейскими нациями середины прошлого и второй половины нынешнего столетия. Этот период осмысления собственного исторического места пришелся на 60-70-е годы и породил ряд весьма оригинальных философских построений, с которыми мы будем постоянно сталкиваться на протяжении всего нашего исследования.
Во-вторых, в социалистических обществах, никогда не отличавшихся той естественностью развития, которая в значительной степени осталась присущей странам Запада, укрепилось понимание бесперспективности избранного исторического пути. Сначала данное представление ограничивалось сомнениями по поводу последовательности воплощения первоначально принятого императива, затем появились критические замечания относительно основ системы, до поры до времени заслонявшиеся успехами нового строя, а в последние десятилетия стало очевидным общее поражение социалистической системы в борьбе с западной.
Распад восточного блока и отказ от формальных основ коммунистической идеологии в 1989-1991 годах означали, по сути, завершение одного из этапов трансформации обществ, революционно отказавшихся в свое время от прежнего типа развития.
Эти два обстоятельства представляются крайне тесно связанными и являют собой осмысление объективно происходивших во второй половине XX века событий, причем события эти, как ни парадоксально звучит подобное утверждение, в полной мере подтверждали как верность коммунистического тезиса о преимуществах социализма в борьбе с капитализмом и прогрессивности первого, так и убежденность западных идеологов послевоенного периода в неизбежности победы системы ценностей, присущей капиталистическому миру, над системой ценностей, доминировавшей в странах коммунистического блока.
В качестве способа объяснения этого парадокса может быть применен вариант синтеза некоторых элементов марксистской теории с воззрениями западных авторов. Согласно марксистской трактовке, в начале нынешнего столетия капитализм вступил в некую особенную, империалистическую, стадию, результатом которой должно было стать разрушение этой системы и возникновение нового общественного устройства.
Империализм был назван В.Лениным кануном краха капиталистического строя, однако социалистические революции произошли в весьма ограниченном количестве стран, и марксисты в середине XX века стали искать ответы на два вопроса: во-первых, почему враждебная им система оказалась столь живучей и, во-вторых, почему социалистический лагерь все больше и больше уступал западным странам в основных показателях экономического развития.
В странах, где изменения сопровождались меньшей волной насилия или носили преимущественно эволюционный характер, в этот исторический период кардинальным образом переродились внутренние основы общественного строя, причем иногда даже в большей степени, чем там, где пронеслись вихри революций и гражданских войн.
После Великой депрессии и Второй мировой войны западные общества претерпели изменения, которые, будучи относительно малозаметными поверхностному наблюдателю, к середине 60-х годов вывели эти социумы за пределы капиталистического строя. Этот факт был отмечен сначала осторожно, а затем более отчетливо теоретиками, принадлежащими к сторонникам концепции "постиндустриального" общества, однако адекватного противопоставления современных западных социумов капитализму в их работах не возникло вследствие применения иных классификационных подходов.
Адекватное понимание меняющейся ситуации не могло зародиться и в лагере марксистов, оперировавших несовершенным определением капиталистического общества и основывавших свои построения на крайне примитивизированной теории формационной периодизации социального прогресса.
Таким образом, основные положения марксистов и современных западных идеологов относительно борьбы двух общественных систем о таются истинными: империализм начала XX века действительно явился последней фазой капитализма, социализм некоторое время обнаруживал значительные возможности ускорения экономического развития по сравнению с капитализмом, и, наконец, преодолевшие капиталистическую стадию развития западные страны оставили далеко позади социалистический лагерь, способный эффективно противостоять иной общественной системе только в том случае, если последняя по принципам своего функционирования не отличается сколь либо серьезно от традиционного, известного еще К.Марксу, капитализма.
Мы считаем возможным констатировать, что состояние, в котором находятся сегодня современные развитые общества Запада, не является ни капитализмом в собственном смысле этого понятия, ни социализмом в привычном для нас его понимании. Более того.
Ни советские марксисты, со времен В.Ленина оперировавшие примитивным концептуальным аппаратом "теории общественно-экономических формаций", согласно которой капиталистическая "общественно-экономическая формация" сменяется коммунистической "общественно-экономической формацией", ни западные авторы, с оттенком техницизма противопоставившие новому социуму прежние индустриальные общества, не смогли, на наш взгляд, непротиворечиво определить историческое место той общности, которая сформировалась в развитых странах после второй мировой войны и с известными изменениями существует там по сей день.
Однако за дискуссиями о месте этого отрезка истории на бесконечном луче исторического прогресса теряется еще один феномен, кажущийся нам более значимым и могущий быть рассмотренным в качестве третьего важнейшего исторического поворота, которыми отмечен переломный для судеб человечества XX век.
Имеется в виду более глобальный переход, происходящий сегодня на наших глазах, - переход от "экономической" системы, являющейся специфической реакцией человека на давление внешних материальных обстоятельств и основанной на труде в собственном смысле этого понятия, к более высокой, "неэкономической" скорее по существу, нежели по форме.
Экономическая общественная формация представляется таким периодом в развитии человеческого общества, в рамках которого люди при всех существующих между ними классовых, религиозных, профессиональных и прочих различиях оказывались равны между собой как индивиды, включенные в единую систему удовлетворения своих материальных интересов. В силу этого она может быть определена как такая форма организации социума, которая основана на труде - сознательной, но порожденной внешней материальной необходимостью деятельности человека и характеризуется частной собственностью, эксплуатацией человека человеком или группы лиц другой группой лиц, а также активным обменом продуктами труда между членами общества.
Центральным понятием теории экономической общественной формации является понятие труда - сознательной орудийной деятельности, выполняемой человеком под прямым или опосредованным воздействием внешней материальной необходимости.