Часть седьмая. МЕСТО ЭКОНОМИЧЕСКОЙ НАУКИ В ОБЩЕСТВЕ



Причиной упадка империи и разложения цивилизации явилось разрушение экономической взаимозависимости, а не вторжение варваров. Иноземные захватчики просто воспользовались возможностью, которую предлагала им внутренняя слабость империи. С военной точки зрения племена, вторгшиеся в империю в IV и V вв. н.э., не были более грозными, чем армии, сокрушенные легионами до этого. Но сама империя изменилась.

Ее экономическая и социальная структура уже была средневековой.

Свобода, которой в Риме пользовались оптовая и розничная торговля, уже была ограничена. Торговля зерном и другими продуктами первой необходимости была ограничена даже больше, чем торговля другими товарами. Считалось нечестным и безнравственным назначать за зерно, масло и вино, основные товары массового потребления той эпохи, цены выше, чем обычные цены, и муниципальные власти быстро пресекали то, что они считали спекуляцией. Из-за этого прекратилось развитие эффективной оптовой торговли этими товарами.

Политика аннона [72], которая была равносильна национализации или муниципализации торговли зерном, имела целью заполнение этих разрывов. Однако ее последствия были весьма неудовлетворительными. В городских агломерациях зерно было в дефиците, а земледельцы жаловались на невыгодность выращивания зерновых[Cм.: Rostovtzeff.

The Social and Economic History of Roman Empire. Oxford, 1926. P. 187.].

Вмешательство государства расстроило механизм адаптации предложения к растущему спросу.

Развязка наступила, когда в ходе политических потрясений IIIIV вв. н.э. римляне прибегли к снижению ценности валюты. В условиях системы максимальных цен практика порчи денежной единицы парализовала производство и торговлю важнейшими продуктами питания и разрушила экономическую организацию общества. Чем большее рвение проявляли власти, вводя ограничения максимальных цен, тем более отчаянным становилось положение городских народных масс, зависящих от покупок продовольствия. Оптовая торговля зерном и другими продуктами первой необходимости исчезла совсем. Чтобы избежать голода, люди покинули города, поселились в сельской местности и попытались производить зерно, масло и вино и другие предметы первой необходимости для собственного потребления.

С другой стороны, поскольку их крупномасштабное сельскохозяйственное производство, которое уже подвергалось опасности вследствие неэффективности рабского труда, полностью потеряло всякий смысл, когда исчезла возможность продавать товары по выгодным ценам, то владельцы больших поместий ограничили избыточное производство зерновых и начали производить в жилых домах на фермах деревенских усадьбах продукцию ремесленного производства, в которой они нуждались. Так как владелец поместья не мог больше продавать свою продукцию в городах, то он со своей стороны не мог больше покупать продукцию городских ремесленников. Он был вынужден искать замену для удовлетворения своих нужд, за свой счет нанимая ремесленников для работы на своей вилле. Он прекратил крупномасштабное сельскохозяйственное производство и превратился в лендлорда, получающего арендную плату со своих арендаторов и испольщиков. Эти колоны [73] были либо освобожденными рабами, либо городскими пролетариями, поселившимися в деревнях и принявшимися за возделывание земли.

Сформировалась тенденция к установлению автаркии поместий каждого лендлорда. Экономическая функция городов, оптовой и розничной торговли, городских ремесленников сократилась. Италия и провинции империи вернулись к менее развитому состоянию общественного разделения труда.

Высокоразвитая экономическая структура античной цивилизации регрессировала к тому, что известно как манориальная, или поместная организация эпохи средневековья.

Императоры были встревожены результатами, которые подрывали финансовую или военную власть их государства. Но все попытки противодействовать этому оказались тщетными, поскольку не затрагивали корней зла. Сдерживание и принуждение, к которым они прибегали, не могли развернуть тенденцию социальной дезинтеграции в обратную сторону, поскольку она и была вызвана как раз избытком сдержи вания и принуждения. Ни один римлянин не отдавал себе отчета в том, что этот процесс был спровоцирован вмешательством государства в цены и снижением ценности валюты. Императоры тщетно провозглашали законы против городских жителей, которые relicta rus habitare maluerit[Corpus Juris Civilis.



L. un. C. X. 37. * ]*. Система литургии [74], услуг обществу, оказываемых состоятельными гражданами, только ускорили деградацию разделения труда.

Законы об особых обязательствах судовладельцев, навикулярии, добились не большего успеха в сдерживании упадка судоходства, чем законы о торговле зерном в сдерживании ухудшения снабжения городов сельскохозяйственными продуктами.

Изумительная цивилизация античности погибла из-за того, что она не адаптировала свои моральные нормы и законодательство к требованиям рыночной экономики. Общественный порядок обречен, если виды деятельности, которые необходимы для его нормального функционирования и которые отвергаются по причине несоответствия этическим стандартам, законодательством страны объявляются противоправными и в уголовном порядке караются судами и полицией. Римская империя рассыпалась в прах из-за того, что ей не хватило духа либерализма и свободного предпринимательства.

Политика интервенционизма и ее политическое следствие принцип вождизма разложили могущественную империю, точно так же, как они неизбежно разрушат и уничтожат любую социальную общность.
3. Минимальные ставки заработной платы

Суть мудрости политиков-интервенционистов заключается в повышении цены труда либо путем государственного декрета, либо путем насильственных действий или угрозы подобных действий со стороны профсоюзов. Повышение ставок заработной платы выше уровня, который был бы определен свободным рынком, считается постулатом вечных законов нравственности, а также необходимостью с экономической точки зрения. Кто бы ни осмелился бросить вызов этой экономической и этической догме, тот сразу же обвиняется в порочности и невежественности.

Многие наши современники смотрят на людей, которые оказались достаточно безрассудными, чтобы пересечь границу пикета, так же, как первобытные сородичи смотрели на тех, кто нарушал табуированные запреты. Миллионы ликуют, когда подобные штрейкбрехеры получают вполне заслуженное наказание от рук забастовщиков, в то время как полиция, прокуроры и уголовные суды высокомерно сохраняют нейтралитет или открыто встают на сторону бастующих.

Рыночная ставка заработной платы стремится к значению, при котором все, кто ищет работу, ее находят, а все, кто ищет работников, могут нанять столько, сколько хотят. Она стремится к установлению того, что в наши дни называется полной занятостью. Там, где рынок труда не испытывает вмешательства ни государства, ни профсоюзов, существует только добровольная, или каталлактическая безработица. Но как только внешнее давление или принуждение, будь то со стороны государства или со стороны профсоюзов, пытается зафиксировать ставки заработной платы на более высоком уровне, возникает институциональная безработица. В то время как на свободном рынке труда преобладает тенденция исчезновения каталлактической безработицы, институциональная безработица не может исчезнуть до тех пор, пока государство или профсоюзы успешно проводят в жизнь свои декреты.

Если минимальная ставка заработной платы касается только части из всего многообразия профессий, тогда как другие сегменты рынка труда остаются свободными, то те, кто из-за нее теряет работу, переходят в свободные отрасли и увеличивают предложение труда там. Когда профсоюзное движение ограничивалось главным образом квалифицированным трудом, рост заработной платы, которого добивались профсоюзы, не приводил к институциональной безработице. Он просто приводил к снижению ставок заработной платы в тех отраслях, где профсоюзы были неэффективны или вообще не было профсоюзов.

Следствием роста заработной платы организованных рабочих было снижение заработной платы неорганизованных рабочих. Но с распространением государственного вмешательства в процесс формирования заработной платы и поддержки государством профсоюзного движения обстоятельства изменились. Институциональная безработица стала хроническим, или постоянным массовым явлением. В своих работах 1930 г. лорд Беверидж, впоследствии сторонник вмешательства государства и профсоюзов в рынок труда, отмечал, что безработица как потенциальное следствие политики высоких зарплат не отрицается никакой компетентной властью[Cм.: Beveridge W.H.

Full Employment in a Free Society. London, 1944. P. 92 f.].

Действительно, отрицание этого эффекта равносильно полному дезавуированию любой регулярности в последовательности и взаимосвязи рыночных явлений. Ранние экономисты, симпатизировавшие профсоюзам, полностью отдавали себе отчет в том, что объединение в профсоюзы может достичь своих целей, только когда оно ограничено меньшинством рабочих. Они одобряли профсоюзное движение как инструмент, выгодный групповым интересам привилегированной рабочей аристократии, и не беспокоились о его последствиях для остальной массы рабочих[Cм.: Hutt.



Содержание раздела