Это становится предметом споров избирателей.


Железнодорожная система — это хороший пример инфраструктуры, физического скелета экономики. Национальная инфраструктура состоит из дорог, систем водоснабжения и канализации, управления воздушным движением, телефонных и электрических кабелей, каналов, мостов и дамб, воздушных перевозок, радиомачт и мачт сотовой связи, больниц и школ, парков, скамеек, картинных галерей и многого другого. Почти всегда что-то находится в собственности и под управлением государства, что-то — практически всегда в руках частных владельцев, но под тщательным контролем государства.

Все это становится предметом споров избирателей. Если я никогда не езжу на поездах, то почему мне должно нравиться, что правительство финансирует сеть железных дорог? Те, у кого нет детей, считают, что обеспечение образования менее важно, чем поддержка здравоохранения, а пожилые люди всегда хотят получать большие пенсии.

Однако от товаров и услуг, которые, по всеобщему мнению, должны быть в частных руках, все эти примеры отличает наличие важных внешних эффектов (экстер-налий).
Внешние эффекты могут быть разных видов и требовать разного рода государственного вмешательства. Некоторые товары и услуги являются естественными монополиями. Например, совершенно неэффективно использовать более одного набора уличных фонарей на каждой дороге или устанавливать через реку более одной плотины ГЭС или протягивать более одного электрического кабеля в каждый дом или прокладывать более одного набора рельсов по одной и той же линии.

Дублирование будет либо физически невозможно, либо просто неэффективно — благодаря существованию такого сильного эффекта экономии от масштаба со стороны предложения, как в случае упоминавшихся примеров, или спроса, как в случае с сетевыми внешними эффектами, действующими в телефонной системе. Ведь телефон тем полезнее, чем большему количеству людей вы можете позвонить.
Потребление некоторых общественных товаров и услуг не предполагает конкуренцию: если я гуляю в парке, это не мешает вам делать то же самое, таким образом, дополнительные затраты на еще одного посетителя равны нулю. При нулевых предельных издержках экономически эффективная цена равна нулю, и до тех пор, пока в парке не станет действительно много народу, его владельцам бессмысленно брать с меня плату за каждое дополнительное посещение. Покрыть фиксированные расходы на покупку цветов или выплату заработной платы служителям парка лучше всего с помощью фиксированных сборов, например годовых членских взносов или местного налога. Но определение уровня этих сборов, зависящего от количества услуг в парке, — это, по сути своей, коллективный процесс.

Он зависит от всех потенциальных посетителей парка. Парки — это один из примеров общественных благ (товаров).
Наконец, при использовании некоторых товаров и услуг люди сталкиваются друг с другом, и это невозможно предотвратить. Транспорт и дороги являются хорошим примером подобных неисключаемых благ. Часто они оказываются перегружены, и каждый последующий пользователь увеличивает неудобство для окружающих в виде задержек, ухудшения обстановки на дорогах и транспорте, лишнего бензина и т.д. Могут возникать экологические внешние эффекты, например загрязнение.

Однако лишних пользователей не всегда можно исключить. Установление специальных цен в час пик и в обычное время позволяет отделить тех, кто высоко ценит свое время и пространство (к ним относятся, например, путешествующие поездами бизнесмены), от туристов; а коммерческих потребителей электричества — от домашних хозяйств. Новые технологии позволяют взимать с пассажиров повышенную плату за проезд через город в час пик.

Но помимо подобных приблизительных стратегий (которые, без сомнения, будут расширены и усовершенствованы с помощью новых технологий), нет возможности заставить людей понять, что они так высоко ценят быстрый проезд, потому что они за него больше платят. Однако определить, насколько отдельный человек ценит какую-либо услугу, невозможно, и нет оснований полагать, что рынок сможет предоставить некую услугу в необходимом для общества объеме.


Как показали примеры, внешние эффекты многообразны. Благодаря появлению новых технологий, меняются и способы разрешения сложных ситуаций. А разные страны всегда выбирают разные решения.
Однако существуют три основных принципа, которые используются постоянно.
Во-первых, правительство почти всегда может получить ссуду с меньшими процентами, чем заемщики частного сектора. Стоимость денежных средств для проекта, финансируемого государством, будет ниже, чем для проекта частного сектора, поскольку государство может решать эти проблемы с помощью повышения налогов (которые все же приводят к неэффективности экономики) или с помощью займов на рынке капитала. Это происходит потому, что ссуда государству менее рискованна, так как инвесторы рассчитывают на возможности правительства поднять налоги для выплаты процентов.

Национальное или федеральное правительства редко не выполняют свои платежные обязательства, в отличие от местного правительства, а тот факт, что государственные ценные бумаги не связаны с высоким уровнем риска, означает, что инвесторов вполне устраивают низкие процентные ставки на одолженные правительству средства. Таким образом, государственное финансирование крупного инвестиционного проекта, при котором общественные доходы превышают частные, всегда будет более привлекательным вариантом.
Во-вторых, правительство почти всегда управляет делами хуже, чем частный сектор. Его клиенты (хотя обычно им дают имена, отражающие их беспомощное положение, например, пациенты, ученики, пользователи или претенденты) обычно не могут отказаться от покровительства государственной монополии. Нет и каких-либо стимулов для служащих работать более эффективно. Работники государственного сектора получают меньшие деньги, а потому иногда обладают меньшей квалификацией и активностью, по сравнению со служащими частного сектора, не говоря уже о том, что они не столь едины и часто прибегают к забастовкам.

В отличие от компании, работающей в условиях рынка, компании под управлением государственных чиновников, как правило, не хватает диверсификации и оперативного обмена информацией, а также готовности понять, что надо расширять успешную деятельность и останавливать убыточную. Бюрократия обычно не позволяет государственным компаниям признавать свои ошибки. Кроме того, во многих западных демократических странах в государственном секторе сложилась обширная сеть коррупции, которая, иногда оказывается сильнее коррупции в частном секторе.
В-третьих, если возникает серьезный общественный внешний фактор, то правительству так или иначе приходится вмешиваться — либо напрямую предоставляя необходимую услугу, либо контролируя того, кто ее должен обеспечить. В качестве примера вспомните смешанную систему государственного-частного образования. Демократическое правительство — это механизм, позволяющий нам разрешать социальные конфликты, в том числе и созданные внешними экономическими эффектами; согласовывать интересы водителей и велосипедистов, родителей и пенсионеров, и это — лучший механизм. Существование внешних социальных эффектов объясняет то небольшое (по всему миру) количество проектов инфраструктуры, находящихся на частном финансировании и в управлении (хотя есть много примеров сервисных компаний, которыми руководят и частный, и государственный сектор, а также случаев заключения государством контрактов с субподрядчиками).

Хотя для правительства не установлен минимальный объем государственной собственности, мысль о том, что государственное вмешательство в экономику следует радикальным образом сократить, не учитывает потребность соотнесения различных интересов с помощью государственного регулирования.
Совершенно очевидно, что организовать правильное регулирование очень сложно. Нехватка электричества в Калифорнии в 2000 г. — хороший тому пример. Компании-производители электроэнергии не смогли обеспечить подачу электричества в необходимом объеме в разгар интернет-мании, и в штате несколько раз отключали электричество и ограничивали уличное освещение.

Хотя понятно, что компании находились в конфронтации с правительством штата, понятно и то, что правительство штата пыталось достичь невозможного: оно наложило ограничения на рост розничных цен на электроэнергию именно тогда, когда спрос вырос, а цены на нефть резко поднялись. Компаниям—производителям электроэнергии просто запретили поднимать свои расходы или отвечать на повышение спроса естественным для них путем — через повышение цен, учитывая фиксированные объемы их мощностей. Этот случай является хорошим примером тому, что правительство должно согласовывать разные, а зачастую и противоречивые интересы, например интересы потребителей электроэнергии (многие из них являются избирателями Калифорнии) и инвесторов компаний—производителей электроэнергии.

Хотя калифорнийские власти прекрасно разбирались в политике, им неплохо было бы обладать и экономическими знаниями.
Государственное регулирование настолько сложно, что по этой теме написано немало экономической литературы. Но существует много причин, почему следует оставлять компании-производители электроэнергии и телекоммуникационные компании в частном владении, но под государственным контролем. Тот факт, что коммунальные предприятия, находящиеся в государственной собственности и под бюрократическим надзором, предоставляют некачественные услуги, стал причиной, по которой в Великобритании в 1980-е годы правительство консерваторов во главе с Маргарет Тэтчер провело приватизацию. Во многих случаях приватизация повысила качество услуг и позволила внедрить новые технологии.

Лучшим примером здесь может служить телефонная система. В прошлом англичанам приходилось неделями и даже месяцами ждать подключения к телефонной линии, соседи часто пользовались одной линией, а тарифы были довольно высокими. (Конечно, все было не так плохо, как в Гане, где людям приходится ждать своей очереди на подключение от государственных телефонных компаний по 75 лет!)



Содержание раздела