Кризис перед качественным переходом был неизбежен.


Циничное вмешательство государства в редакционную политику НТВ, незаконное лишение компании ТВ-6 – ТВС эфирной частоты, патологическое стремление зачистить неподконтрольную прессу – все это весьма красноречиво свидетельствует о намерениях элитаристской власти, обретающей с течением времени чисто фашистские черты. Государственно-бюрократическая олигархия, сползающая к откровенному фашизму, по сути, узурпировала монопольное право определять характер информации, получаемой народом.
В этом смысле бюрократия повторяет на новом уровне развития и в условиях иной социальной системы наиболее реакционные пережитки советской модели общественного устройства. Впрочем, это и неудивительно – живой капитал бюрократического элитаризма составляют как раз выходцы из советской номенклатуры, переродившейся в паразитическую государственную элиту.
Важнейшим политическим инструментом нового господствующего слоя в настоящее время является искусственная партия Единая Россия – организационное воплощение бюрократического элитаризма, предназначенное для участия в публичной политике. Если ранее, в 90-х годах, партии власти либо вообще не существовало как таковой, либо она набирала на выборах не более пятнадцати процентов голосов, то в период закрепления господства бюрократии последняя вполне закономерно взяла курс на тотальное доминирование в органах законодательной власти. С этой целью государственная олигархия применяла и применяет самые грязные технологии информационной и организационной войны, прежде всего против тех политических сил, которые, пусть и крайне неумело действуя на практике, но в своей основе являются носителями антиэлитарных идей.

На выборах всех уровней власть цинично использует государственные средства массовой информации для агитации в пользу своей партии, осуществляет подкуп наиболее незащищенных слоев населения, в приказном порядке обязывает всех государственных служащих голосовать за Единую Россию и ее выдвиженцев.
Наиболее очевидным показателем того, кто на самом деле выигрывает от процесса экспроприации государством частных монополий, является скандальная кампания по принятию закона об отмене льгот наиболее незащищенных слоев населения. В условиях, когда мировые цены на нефть держатся на беспрецедентно высоком уровне, когда в результате ужесточения контроля государства над хозяйствующими субъектами возрастают поступления в бюджет, стремление власти ухудшить жизненный уровень народа выглядит довольно нелогично. Но все становится на свои места, когда проясняется стратегическая цель бюрократии – радикальное перераспределение бюджетных поступлений в свою пользу, причем без использования капиталистического механизма извлечения прибыли.

Рассматривая всю экономику как свою вотчину, бюрократическая каста поставила своей целью монопольное присвоение прибыли от ее функционирования посредством механизма бюджетного распределения.
При этом обезумевшая от жажды абсолютной власти над страной бюрократия даже и не скрывает своих интересов: словно издеваясь над народом, одновременно с отменой льгот малоимущим, бюрократия еще больше увеличивает свои и без того непомерные привилегии. Устраивая себе нечто вроде коммунизма, бюрократия безжалостно бросает простой народ в пучину дикого капитализма, лишая его последних оставшихся социальных гарантий, что в экстремальных географическо-климатических условиях России фактически означает лишение права на жизнь.
Взятый бюрократией курс на геноцид населения России, форсирование экспорта капитала за рубеж, полное геополитическое подчинение Соединенным Штатам Америки не может не приветствоваться Западом, и все лицемерно-восторженные утверждения либерал-государственников (правых патриотов) о возрождении независимой России при Путине не имеют под собой никакой реальной почвы.
Именно для того, чтобы без помех претворять в жизнь программу геноцида лишнего населения (лишение трудящихся всех прав, конфискация жилья за неуплату необоснованно завышенных коммунальных платежей, перевод здравоохранения на полностью платную основу), бюрократия в период 1999 – 2004 гг. и осуществила монопольное взятие под контроль органов законодательной власти на всех уровнях – от федерального до муниципального. Именно для этого она зачистила оставшиеся со времен Ельцина неподконтрольные структуры исполнительной власти в регионах.


Бюрократическая олигархия, в отличие от капиталистов, способна для эксплуатации народа в своих корпоративных интересах задействовать инструменты неофеодальной и неорабовладельческой эксплуатации. Эта способность объективно присуща правящему классу элитаризма постольку, поскольку элита уже способна не просто использовать в своих интересах не зависящие от воли капиталиста объективные законы функционирования рыночной экономики, а целенаправленно формировать нужную ей систему общественных отношений. Власть над народом, стремление волюнтаристски определять развитие общества превращается в самоцель.

В этом смысле эксплуатация со стороны элиты становится для трудящихся гораздо большим злом, чем эксплуатация капиталистическая. Более того – даже представители капиталистического уклада выступают по отношению к элите в качестве зависимых субъектов экономики, своего рода пролетариев, подконтрольных олигархии. Очевидно, что этот строй является крайне реакционным и существенно тормозит процесс общественного развития, что неизбежно приведет к его скорому крушению, которое произойдет, когда в его недрах сформируются необходимые предпосылки построения общества качественно нового типа.
Если вернуться к конкретно-историческим реалиям в России, то можно утверждать, что путинский государственно-бюрократический элитаризм объективно является предельным воплощением наиболее реакционных тенденций развития бюрократической системы управления советского общества, а в более общем смысле – последней фазой развития общества, основанного на иерархической модели управления. По диалектическим законам развития, именно в этой фазе сформируются предпосылки для перехода общества в качественно иное – а именно сетевое – состояние.
Наиболее распространенной ошибкой прогрессивных политических сил современной России является стремление решить социальные проблемы, порожденные элитаризмом, путем замены антинародной бюрократической системы на такую же бюрократическую систему, но только функционирующую в интересах народа. Но если правильно понимать объективные тенденции развития общества, то становится очевидным, что вместо того, чтобы пытаться заставить государство вновь выполнять свои социальные обязательства, необходимо идти еще дальше по пути социального прогресса – то есть качественно преобразовать саму структуру построения общества на всех его уровнях. В принципе, отмена государством как иерархической бюрократической системой социальных гарантий населению является в некотором смысле объективно закономерной. И в этой связи публичный отказ властей нести ответственность за жизнь своих граждан самым естественным образом должен послужить стимулом для начала выстраивания, в противовес иерархической, альтернативной сети общественного самоуправления, то есть к планомерному уничтожению государства (в современном понимании этого слова) путем качественного переструктурирования общественного базиса снизу. На практике это означает выстраивание общественных институтов, реализующих функции, выполнением которых государство не может либо не хочет заниматься. То есть институтов, прямо предназначенных для преодоления всех форм социального отчуждения и повышающих степень освоения обществом в целом и каждым его членом в отдельности всей совокупности общественных отношений.


ЧАСТЬ ВТОРАЯ

«В ПРЕКРАСНОЕ ДАЛЁКО...»

Многие из ныне живущих, особенно люди с коммунистическими убеждениями, искренне убеждены, что строй, который установился в России, – это отход от «столбовой дороги» социального прогресса, осуществленный злой волей заговорщиков-изменников. Что советское общество – это и есть тот эталон, к которому необходимо вернуться, который надо непременно восстановить после свержения «капитализма»...
Но не все так просто. Советский строй был безусловно прогрессивен, но лишь для своего времени. Он нес в самом себе объективные диалектические предпосылки своего отрицания, и когда он исчерпал потенциал своего развития в рамках тех условий, в которых формировался, когда сами эти условия изменились кардинально, он закономерно рухнул. Кризис перед качественным переходом был неизбежен. Правда, если бы в благополучные 70-е годы и даже за год до «перестройки» обычному советскому человеку сказали, что ждет его страну, прежде чем она достигнет декларируемой цели – построения коммунистического общества – он бы ни за что не поверил.

С одной стороны, не было и не могло быть никаких гарантий, что в дальнейшем все останется по-прежнему. Но, с другой стороны, никто и не предполагал, что дальнейший социальный прогресс в течение нескольких десятилетий, пока не сформируются предпосылки для качественно иного эгалитарного общества, будет происходить в условиях, существенно отличающихся и во многом диаметрально противоположных по сравнению с брежневским «золотым веком», под руководством откровенно враждебных народу правителей. Что дальнейший путь к коммунизму будет лежать через социальный хаос девяностых годов и полицейско-бюрократическую диктатуру 2000-х. Таков ход истории.

Наука не смогла предвидеть всех его зигзагов, и приходится анализировать их уже постфактум.



Содержание раздела