развитием в период половой зрелости. Это доказывает, что половое влечение
мужчины не лежит на прямой линии его развития, тогда как у женщины наступает
вместе с ним необычайный подъем всего ее прежнего существования. Есть много
мальчиков в этом возрасте, которые только при мысли, что они могут влюбиться
или жениться (вообще жениться, а не на какой-нибудь определенной девушке),
уже с негодованием отвергают эту мысль, между тем, как даже самые маленькие
девочки страстно жаждут любви и брака, как завершения их жизни. Вот почему
женщина, как в себе, так и в других индивидуумах ее пола, ценит положительно
только период половой зрелости.
К детству и старости у нее нет никакого
прямого отношения. Воспоминания о своем детстве являются у нее, как мысль о
глупости, а представление о будущей старости вселяют ей страх и отвращение.
Положительную оценку из периода детства получают у нее только вызванные
памятью сексуальные моменты, впрочем, и они теряют свое значение по
сравнению с позднейшей, несравненно большей интенсивностью ее жизни, так как
последняя вся - сексуальна.
Наконец, брачная ночь, момент дефлорации есть
самый важный момент. Я считаю его пунктом полного перелома всей жизни
женщины.
В жизни мужчины, напротив, первый половой акт не играет никакой
роли.
Женщина только сексуальна, мужчина - также сексуален. Различие это, как
в пространственном, так и в временном отношении можно продлить дальше. Точки
тела, где мужчина может быть возбужден прикосновением, чрезвычайно
незначительны по числу и строго локализованы.
У женщины сексуальность
распространена по всему телу, всякое прикосновение, к какой угодно части
тела женщины, возбуждает ее в половом отношении, Следовательно, если во
второй главе первой части была установлена определенная половая
характеристика всего мужского и всего женского тела, то из этого не следует
понимать, что с каждой точкой тела, как у мужчины, так и у женщины,
соединена возможность вызвать одинаковое половое возбуждение.
Правда, и у
женщины есть различия в возбудимости отдельных мест тела. но здесь нет, как
у мужчины. резкого полового различия от всех других частей.
Морфологическое отделение мужских половых частей из всего тела можно
принять как нечто символическое в этом отношении. Как половое влечение
мужчины пространственно выделяется от всего, не имеющего к нему прямого
отношения, точно так же и различно выражена у него половая жизнь в разные
моменты времени.
Женщина сексуальна всегда, мужчина - с перерывами. Половое
влечение женщины - постоянно (кажущиеся исключения, всегда приводимые против
полового влечения женщин, будут рассмотрены впоследствии подробно), у
мужчины оно прекращается на долгое или короткое время. Этим объясняется
также вулканический характер мужского полового влечения, являющийся поэтому
более заметным, чем у женщины. Он и послужил распространением ошибки, будто
половое влечение мужчины гораздо интенсивнее. чем у женщины. Вся разница
состоит в том, что для М потребность в совокуплении есть, если можно так
выразиться, временами прерывающийся зуд, а для Ж - постоянное щекотание.
Исключительное и постоянное половое влечение женщины в физическом и
психическом отношениях имеют и дальнейшие важные последствия. Половое
влечение мужчины является только придатком, а не решающим моментом.
Вот
почему это обстоятельство дает ему возможность психологически осознать его и
выделить из общего фона. Вот почему мужчина может противопоставить себя
собственному половому влечению, освободиться от него и стать его
наблюдателем. У женщины нельзя выделить ее сексуальность ни временным
ограничением полового проявления, ни посредством анатомического, доступного
глазу, органа, в котором бы это проявление было ясно локализовано.
Поэтому
мужчина знает свою сексуальность, тогда как женщина не сознает ее. Она с
полным убеждением может отрицать ее: именно потому что она сама с головы до
пят сексуальна, как это покажет дальнейшее исследование.
Женщине, только
потому, что она исключительно сексуальна, не достает необходимой
двойственности для того, чтобы заметить свою сексуальность, в то время как у
мужчины, обладающего чем-то большим, помимо полового влечения, сексуальность
можно отделить не только анатомически, но и психологически от всего
остального.
Вот почему у мужчины есть способность занимать то или иное
положение по отношению к сексуальности. Благодаря тому, что мужчина вполне
объяснил себе половое влечение, он может его ограничить или расширить,
отрицать или утверждать: он может стать и Дон-Жуаном, и святым. Он может
использовать и то и другое. Грубо выражаясь: мужчина владеет своим penisom,
над женщиной же господствует vagina.
Мы вывели здесь с известной вероятностью, что мужчина вполне
самостоятельно сознает свое половое влечение и также самостоятельно может с
ним бороться, тогда как у женщины такая возможность, по-видимому,
отсутствует. Это утверждение основывается на большой дифференцированности
мужчины в половой и не половой сфере. Впрочем, возможность или невозможность
понять какой-нибудь определенный предмет основано не на понятии, с которым
связано известное слово в нашем сознании. Последнее, по-видимому, дает право
заключить, что если известное существо имеет сознание, оно может каждый
объект сделать его содержанием. Итак, здесь поднят вопрос о природе женского
сознания вообще. Рассмотрение этой темы приведет нас вновь, после долгого
обхода к пунктам, здесь только слегка затронутым.
ГЛАВА III
МУЖСКОЕ И ЖЕНСКОЕ СОЗНАНИЕ
Прежде чем приступить к рассмотрению основного различия психической
жизни полов, поскольку содержание ее представляют явления внешнего и
внутреннего мира, необходимо предпринять известные психологические изыскания
и установить некоторые понятия. В виду того что взгляды и принципы
господствующей психологии развились без всякого отношения к нашей
специальной теме, то нужно было бы удивляться, если бы ее теории можно было
бы применить без дальнейших рассуждений к нашей области. К тому же в наше
время не существует одной психологии, есть много психологий. Присоединение к
какой-нибудь определенной школе для исследования, только на основании ее
научных положений, всей избранной нами темы, было бы в большей степени
произволом, чем принятый мною метод, который, присоединяясь ко всем
современным результатам, стремится обосновать явления, поскольку это
необходимо, вполне самостоятельно.
Стремление к объединенному рассмотрению всей душевной жизни, сведение
ее к одному определенному основному процессу проявилось в эмпирической
психологии прежде всего в отношении, принятом отдельными исследователями,
между ощущениями, и чувствами.
Гербарт выводил чувства из представлений.
Горвич, напротив, предполагал, что ощущения развиваются из чувств.
Современные выдающиеся психологи указали на полную безнадежность таких
попыток.
А все же в основе их лежит истина.
Чтобы найти ее, не следует упускать одного, по-видимому, вполне ясного
отличия, совершенно обойденного каким-то странным образом современной
психологией.
Первое явление какого-нибудь ощущения, мысли, чувства следует
отличать от их повторений, при которых можно уже проследить процесс
запоминания. Для целого ряда проблем это различие имеет, как кажется, важное
значение, хотя оно и не соблюдается современной психологией.
Всякому отчетливому, ясному, пластическому ощущению точно так же, как
каждой резко разграниченной мысли, прежде чем она впервые будет выражена в
словах, предшествует, правда, чрезвычайно короткая стадия неясности.
Точно
так же всякой еще необычной ассоциации предшествует более или менее краткий
момент времени, когда намечается только неопределенное чувство, направленное
к предмету ассоциации, общее предчувствие ассоциации, ощущение
принадлежности ее к чему то другому.
Родственные явления, наверное, особенно
занимали Лейбница. Они-то и дали возможность (хуже или лучше описанные) к
составлению упомянутых теорий Герберта и Горвица.
Так как в качестве основных форм чувствований рассматривают обычно лишь
удовольствие и неудовольствие, а вместе с Вундтом еще освобождение и
напряжение, успокоение и возбуждение, то деление психических феноменов на
ощущения и чувства для явлений, предшествующих стадии ясности, как это будет
вскоре подробно указано, слишком узко, а потому и неприменимо для их
описания. Поэтому я хочу для резкого разграничения воспользоваться здесь,
насколько можно самой общей классификацией. Это классификация Авенариуса на
"элементы" и "характеры" ("характер "здесь не имеет ничего общего с объектом
характерологии).
Распространению своих теорий Авенариус помешал не одной только, как
известно, совершенно новой терминологией (она содержит в себе много
преимуществ, а для известных явлений, впервые им замеченных и названных, она
едва ли заменима), больше всего препятствует принятию некоторых его выводов,
его несчастное стремление вывести психологию из физиологической системы
мозга, тогда как сам он постиг ее только на основании психологических