Во-первых, само отношение к личной характеристике или стилю как к проблеме делает ее таковой. Во вторых, решив, что вы не можете справиться с проблемой по ходу нормального течения жизни, вы отказываетесь от собственных ресурсов и обращаетесь к внешнему агенту, который не может знать столь же много, как Вы, о вашей собственной жизни и чувствах. Превалирующая форма психологической уязвимости, с которой мы имеем дело в этой книге отсутствие надежного ощущения личного контроля. В этом свете сам акт консультации у специалиста-психолога может быть частью невротического паттерна, и фактически может укреплять его. Это полезный и часто необходимый шаг, чтобы узнать свои слабости и попробовать справиться с ними.
Но, в то же время, для здорового человека критически важным является поддержание контроля за этим процессом. То, что должно быть сделано это то, что вы, в конечном счете, должны сделать сами, независимо от того, помогал ли вам психиатр.
Консультация с чувствительным терапевтом может открыть новые области для личного исследования и обдумывания, а также более плодотворные способы обращения с жизнью. Но опасность неопределенно положиться на психиатра для получения поддержки и альтернативных вознаграждений, заменяющих реальное самовыражение и удовлетворение, потенциально присутствует в любых психиатрических отношениях.
Это и есть причина того, что психиатрия все более и более популярна в аддиктивном обществе.
Люди часто ищут психиатрической помощи, когда внезапно прерывается любовный роман, когда они не могут приспособиться к новой среде, и на более постоянном основании когда они имеют неутолимую потребность в эмоциональной поддержке. Это скорее компенсаторное, нежели лечебное поведение, и оно может вызывать скорее большую, нежели меньшую надежду на терапевта, чем существовала вначале. Кроме того, сама психиатрическая обстановка может привести пациента к сосредоточенности на своих страхах и неадекватности.
Подкрепляя поглощенность собой и негативные формы экспрессии, психиатрия может, фактически, закрепить человека в его фиксированном паттерне жалоб и саморасспросов вместо реального действия. Психотерапия, по идее, нацелена на устранение причин собственного существования.
Однако, довольно часто, как и можно было ожидать, очень человечные люди, практикующие в этой области, имеют более сложную мотивацию, нежели вышеуказанная: из-за своей неуверенности или потребности в самооправдании они могут бессознательно поощрять зависимость.
Когда терапевтические отношения должны прекратиться это ключевой вопрос. Одна женщина виделась со своим психологом регулярно в течение одиннадцати лет, начиная с ранней юности. Перспектива "вылечиться", казалось, давно померкла для нее. Тратя приличную часть своего дохода на обеспечение дружеских отношений с терапевтом, женщина признавала свою огромную потребность в нем. Она часто говорила об отъезде из города, где жила, потому что с ним были связаны плохие ассоциации, и потому, что она хотела начать все снова.
Затем она сетовала на то, что не скопила достаточного количества денег, чтобы уехать. Так или иначе, она отдавала себе отчет в том, что переезд будет означать прерывание ее терапии с этим самым психологом.
Страх неизвестности и нежелание отказываться от надежных источников подпитки это составные части аддикции.
Терапия должна означать высвобождение эмоциональной энергии, энергии, которая раньше была заблокирована или направлялась не туда, так, чтобы она могла проявляться конструктивно. Когда вместо этого терапия отводит энергию от проблем реальной жизни И реальных отношений, возникает опасность того, что она станет аддикцией.
Становясь более зависимым от одобрения психиатра (или просто его присутствия) для собственного существования, пациент может жертвовать возможностью (и даже желанием) получать другое удовлетворение. Возьмем, например, разведенную женщину, которая заканчивала свои вечерние свидания пораньше, чтобы хорошенько отдохнуть перед утренними встречами со своим терапевтом. Эта женщина была несчастна без друга или мужа, но, посвящая так много времени и внимания своему психиатру, она мало что оставляла для других отношений. Мужчины находили такое обращение пренебрежительным; таким образом, одна из основных проблем, которые мотивировали ее видеться с психиатром, была еще осложнена терапией. Что казалось подозрительным в роли ее психиатра, так это его готовность принимать так много внимания от своей пациентки.
Однажды, когда женщина рассердилась на то, что он назначил другой клиентке встречу сразу после нее, психиатр спросил, что ее реакция говорит о ней. Он мог бы также поинтересоваться, что это говорит об их отношениях.
Филлис Чеслер, в "Женщинах и Безумии", рассматривает институт психиатрии как форму социального контроля, которая особо усиленно используется для того, чтобы удержать женщин на их месте. Она обращает внимание на то, что, в то время как 90 процентов психиатров мужчины, подавляющее большинство проходящих индивидуальную терапию женщины. Согласно Чеслер, терапия напоминает брак, являясь для женщины социально одобряемым путем получения указаний от авторитетного мужчины. В терминах аддикции, женщина может иметь преимущества устойчивых отношений с мужчиной без того, чтобы сталкиваться с нормальными требованиями таких отношений. Она может регулярно высказывать свои жалобы, ожидая, что ее терапевт всегда будет отзывчив к ней, и не слышать от него других требований, кроме требования уплаты гонорара.
Не будучи настолько всеобъемлющей, как брак или любовный роман, психотерапия может оставаться центром жизни человека. Она имеет и дополнительное преимущество: она доступна тому, кто не способен предложить другому человеку столь же надежную гавань, которой ищет сам.
Что касается роли мужчины в этой тяжелой ситуации, то наивно Думать, что большинство терапевтов идеально свободны от вовлечения эго. "Обязательство по отношению к терапии", которого терапевты требуют от своих пациентов, превращается, во многих случаях, в обязательство верности им как мужчинам.
Для оправдания психиатрических зависимостей люди могут прибегать к туманным объяснениям, которые помещают обычное психологическое функционирование в безопасное место за пределы сферы ответственности индивида. Они могут узаконивать свои трудности, прослеживая их психоаналитические корни или относя их на счет глубинных дисфункций своей нервной системы.
Женщина, с юности наблюдаемая психиатром, верила, что пережила незначительную мозговую травму в автомобильной аварии в детстве. Этот довод был камнем преткновения, который препятствовал ее продвижению к соприкосновению с реальными тревогами.
Ее мнение, однако, просто отражает широко распространенные убеждения, которые занимают место религиозных и другие магических объяснений несчастья и зла. Эти медико-психологические пугала столь же абсурдны и отделены от наших чувств, как и любые другие.
"Newsweek" (8 января 1973) напечатал статью, описывающую депрессию как таинственное несчастье, физиологические корни которого обнаружились только теперь. Согласно "Newsweek", "нет сомнения, что депрессия, давно лидировавшая среди душевных болезней в США, фактически приобрела форму эпидемии...".
Статья не говорит, почему в "болезни", если она действительно появляется по физиологическим причинам, могут быть ухудшения, хотя ее предположительные причины остаются приблизительно постоянными. Статья продолжает заверять читателей, что "прогноз для жертв депрессии является теперь более благоприятным, чем когда-либо прежде. В последние несколько лет на рынке появилось новое поколение препаратов-антидепрессантов. К тому же, устойчиво улучшается техника электрошоковой терапии.
Размышления в конце статьи позволяют тем, кто считает себя или своих детей несчастными и смущенными, приписать свои несчастья некоторому дистантному, сверхъестественному источнику, и в то же самое время обещают, что новые препараты смогут разрешить их проблемы.
Были предприняты важные попытки исследовать эти области и связать их с душевными болезнями (которые суммированы в "Безумии и Мозге" Соломона Снайдера), но это хоть и необходимые, но только предварительные шаги. О чем мы имеем действительную и полезную информацию так это о том, что прошлые события и условия жизни создают психологические проблемы и эмоциональные расстройства.
Мы также имеем хорошее представление о некоторых паттернах, в которых эти проблемы выражаются, так что мы можем распознать их, и, надеюсь, вмешаться.
То, что мы теперь знаем, весьма отлично от того, что заявляет статья в "Newsweek". Например, исследование Мартином Селигманом "выученной беспомощности" раскрыло заслуживающие доверия признаки того, что острая депрессия порождается ощущением человека, что его действия не имеют никакого значения, что он не может влиять на ход своей жизни.