Став марксистом, Плеханов отошёл от народничества


Но кто подсчитал те жертвы и общественные растраты, которые сопутствовали революциям, бунтам и смутам? Кто ответил за невиданную эксплуатацию и гнёт в годы тоталитаризма, правления большевизма, национал-социализма и подобных им “измов” не только в СССР или Германии, но и во многих других странах? Как сказал известный австрийский экономист Л.Мизес, “все чудовищные войны и революции, чудовищные массовые убийства и ужасные катастрофы не изменили основного: идёт отчаянная борьба между теми, кто любит свободу, благосостояние и цивилизацию, и растущим приливом тоталитарного варварства”30.

В истории российского народничества и раннего марксизма особое место занимает Г.Плеханов, который после 1875 г. стал одним из руководителей “Земли и воли”, “Черного передела”. С 1880 г. жил постоянно в эмиграции, где и стал убеждённым марксистом, верящим в возможность победы социалистической революции лишь в условиях достижения обществом высокого уровня индустриального развития, которое и формирует материальные предпосылки социализма в недрах буржуазного общества, наличия мощного пролетарского слоя, одновременного и мирного революционного преобразования сразу в ряде стран, а не “в одной отдельно взятой стране”. Стал основателем первой марксистской российской организации группы “Освобождение труда”. Был одним из создателей РСДРП и газеты “Искра”.

Став марксистом, Плеханов отошёл от народничества, заняв по отношению к нему, как и Ленин, критическую позицию. После второго съезда РСДРП (1903 г.) Плеханов, как известно, выдвинулся в качестве одного из лидеров меньшевиков (российских социал-демократов), предсказал печальное будущее большевизма, в 1905-1907 гг. выступал против вооружённой борьбы с царизмом, в 1917 г. за продолжение войны с Германией, поддержал Временное правительство и не поддержал октябрьский переворот большевиков, которых называл “кривыми вожаками”, “алхимиками революции”, “контрреволюционерами”. В октябре 1917 г. он писал: “… Готов ли наш рабочий класс к тому, чтобы теперь же провозгласить свою диктатуру? Всякий, кто хоть отчасти понимает, какие экономические условия предполагаются диктатурой рабочего класса, не колеблясь ответит на этот вопрос решительным отрицанием. Нет, наш рабочий класс ещё далеко не может с пользой для себя и для страны взять в свои руки всю полноту политической власти. Навязать ему такую власть, значит толкать его на путь величайшего исторического несчастья, которое было бы в то же время величайшим несчастьем для всей России”31.

Аналогичную точку зрения развивали в начале XX в. западная социал-демократия и западные марксисты, во многом не поддержавшие экстремизм российских большевиков. Например, Р.Люксембург писала, что “лишение прав не как конкретная мера ради конкретной цели, а как общее правило длительного действия, это вовсе не необходимое проявление диктатуры [пролетариата], а нежизнеспособная импровизация... Ленин и Троцкий поставили на место представительных учреждений, вышедших из всеобщих народных выборов, Советы как единственное истинное представительство трудящихся масс. Но с подавлением политической жизни во всей стране неизбежно будет затухать и жизнь в Советах. Без всеобщих выборов, неограниченной свободы печати и собраний, свободной борьбы мнений замирает жизнь в любом общественном учреждении, она превращается в видимость жизни, деятельным элементом которой остается одна только бюрократия. Общественная жизнь постепенно угасает, дирижируют и правят с неуёмной энергией и безграничным идеализмом нескольких дюжин партийных вождей, среди них реально руководит дюжина выдающихся умов, а элита рабочего класса время от времени созывается на собрания, чтобы рукоплескать речам вождей, единогласно одобрять предложенные резолюции. Итак, по сути это хозяйничание клики; правда, эта диктатура, но не диктатура пролетариата, а диктатура горстки политиков, т.е. диктатура в чисто буржуазном смысле, в смысле господства якобинцев (перенос сроков созыва съездов Советов с раз в три месяца до раз в шесть месяцев). Более того: такие условия должны привести к одичанию общественной жизни покушениям, расстрелам заложников и т.д. Это могущественный объективный закон, действие которого не может избежать никакая партия”32.



Западная социал-демократия пошла другим путем и добилась, как известно, впечатляющих исторических результатов, сыскав широкую поддержку народных масс, не поступившись демократическими и социальными ценностями.

Интересно, что еще в 1903 г., сразу после второго съезда РСДРП, один из виднейших меньшевиков, П.Аксельрод, высказал важное предупреждение: “Если на Западе преобладают процессы саморазвития и самовоспитания рабочего класса, то в России особую роль приобретает воздействие на рабочих радикальной интеллигенции, объединенной в организацию профессиональных революционеров. При этом вся социал-демократическая партия превращается в построенную по строго иерархическому принципу пирамиду, на вершине которой стоят партийные “столоначальники”, а внизу находятся бесправные “рядовые члены”, своего рода “винтики” и “колёсики”, которыми по своему личному усмотрению распоряжается вездесущий руководящий центр”33. Сказано это, как видим, предельно точно.

Молодой Ленин считал Г.Плеханова своим учителем, он также критиковал народничество. Но критика эта распространялась не на их политические взгляды, методы организации и революционной борьбы, а на позиции по социально-экономическим вопросам. Как потом стало ясно, бланкистские и якобинские взгляды и методы революционного народничества в России большевики воспроизвели в полной мере и в неизмеримо более широком масштабе.

Таким образом, российский большевизм был сформирован не только западным марксизмом, но и всем революционным процессом в самой России во второй половине XIX в. Большевизм стал естественным продолжением российских национальных революционных традиций. Поэтому российский социализм или коммунизм, никогда и не был социализмом или коммунизмом в чисто марксистском смысле этих понятий.

Под влиянием растущего нигилизма, отщепенства, радикализма и бунтарства в среде российской интеллигенции постоянно существовала известная революционная заряженность в обществе. Как писал известный российский социал-демократ П.Струве, “идейной формой русской интеллигенции является ея отщепенство, ея отчуждение от государства и враждебность к нему. Это отщепенство выступает в духовной истории русской интеллигенции в двух видах: как абсолютное и как относительное. В абсолютном виде оно является в анархизме, в отрицании государства и всякого общественного порядка, как таковых (Бакунин и князь Кропоткин). Относительным это отщепенство является в разных видах русского революционного радикализма, к которым отношу, прежде всего, разные формы русского социализма”34. Фактически народники и ранние марксисты, не говоря уже о большевиках, были реальными провокаторами бунтов, смуты и революций.

Тем не менее в конце XIX начале XX вв. революционные брожения в России наталкивались не только на поддержку известных слоев российской интеллигенции, но и на сопротивление со стороны других слоев, не говоря уже о правящих кругах. В этом отношении характерно мнение известного статистика, руководителя Статистического Комитета и Статистического Совета России в начале 20 в. П.И.Георгиевского, который был принципиальным противником социалистических идей в России, пользовавшихся большой популярностью, в частности, в студенческих аудиториях. Он писал: “Отравление учащейся молодёжи социалистическими фантазиями, подносимыми … под видом положений науки с университетской кафедры, может иметь для молодежи, а в лице нескольких поколений её и для целого государства, самые печальные последствия, предупредить которые, по мере сил, я считаю своим нравственным долгом. В течение всей моей учёной и преподавательской деятельности, т.е. более 30 лет, я всегда печатным и устным словом … ратовал против социализма, как ненаучного и опасного вероучения”35.

Однако не приходится забывать, что социалистические революционные идеи имели большое хождение в России и пользовались широкой популярностью. Весьма характерное настроение российского общества накануне октябрьского переворота 1917 г. хорошо описывает А.Солженицын устами своего героя: “Весь продовольственный кризис от игры спроса и предложения, от спекуляции. А установить завтра социалистическое распределение и сразу всем хватит, ещё с избытком. Голод прекратится на второй день революции. Все появится и сахар, и масло, и белый хлеб, и молоко. Народ всё возьмёт в свои руки и запасы, и хозяйство, будет планомерно регулировать, и наступит даже изобилие. Да с каким энтузиазмом будут всё производить! Можно больше сказать: разрешение продовольственного кризиса и невозможно без социализма, потому что только тогда общественное производство станет служить не обогащению отдельных людей, а интересам всего человечества!”36

Да, социалистические идеи, возникшие как на Западе, так и в нашей стране, воплощённые большевиками в жизнь, стали верой и религией для народа на многие десятилетия. Они привели к ложному политическому выбору в октябре 1917 г., к формированию глубоко ошибочной по своей сути нерыночной советской модели экономики. Эта ошибка могла привести лишь к тому, что мы и получили, ибо утопические идеи могут дать не полезные, а бесполезные, утопические и нежизнеспособные практические результаты.



Содержание раздела