Потенциальные соперники или критики убирались решительно.


Ленин лишь начал это сатанинское глубоко враждебное народу дело, Сталин его завершил в полном соответствии с предшествующими марксистско-ленинскими предначертаниями. Как пишет известный исследователь ленинизма-сталинизма А.Автарханов, “всякий согласится, что Сталина можно обвинить только в том, что он был слишком скрупулёзен в деле выполнения “советской законности”, завещанной Лениным”73.

Реальные результаты практики “военного коммунизма” показали, что созданная в нашей стране общественная система и присущая ей экономическая модель оказались неспособными обеспечить достойную жизнь для людей. Всё это вызвало необходимость перехода к НЭПу и на его основе оживить производство, достичь довоенного уровня. Через много лет подобные же попытки прибегнуть к рыночным механизмам будут неоднократно повторены.

Кроме того, известно, что в качестве образца для пролетарского восстания, строительства социализма в нашей стране на безрыночной и безденежной основе Ленин всегда рассматривал опыт Парижской коммуны 1871 г. При этом всегда умалчивалось о её военно-политическом и экономическом провале. Этот “ценный” опыт вполне пригодился и для полного провала безрыночного “военного коммунизма” в СССР.

Однако важно продолжить анализ генезиса созданных в короткий период “военного коммунизма” основ советской модели экономики (СМЭ).



3.

После вынужденного непродолжительного отступления в период НЭПа (В.Ленин честно заявил о провале политики “военного коммунизма”, после которой была сделана попытка эксперимента в духе “рыночного социализма) большевики с конца 20-х годов вновь вернулись к командно-административной модели, сделав её классической. Правда, для повторного уничтожения рынка в нашей стране, начиная с 1929 г. года “великого перелома”, надо было не только провести сталинскую индустриализацию и коллективизацию, но и продолжить невиданный в мире геноцид, уничтожив заодно и первое поколение большевиков, так называемых “старых большевиков”, или ленинскую гвардию. Им на смену пришли “новые большевики”74. Известный знаток становления тоталитарного режима в СССР П.Струве писал: “Этот строй восторжествовал в результате гражданской войны и утвердился при помощи небывалого террора … осуществившего “тотальное” истребление реальных потенциальных противников нового режима”75.

К концу 20-х годов в государственной собственности была крупная промышленность, весь транспорт, почти вся кредитная система, в частной собственности находились почти всё сельское хозяйство, около 1/3 промышленности (прежде всего группа “Б”), значительная часть розничной торговли и незначительная часть кредитной системы (общества взаимного кредита). Рынок был завален товарами, производство росло быстрыми темпами, жизненный уровень населения был уже заметно выше, чем в довоенном 1913 г. В политической жизни страны шли острые дискуссии, активно проявляли себя как левый, так и правый уклоны (впоследствии на вопрос, какой уклон хуже, Сталин ответит ставшей знаменитой фразой: “Оба хуже”). Все это не создавало гарантии для абсолютной авторитарной власти И.Сталина и его приспешников. Поэтому волевым порядком был осуществлен перелом власти в направлении возврата к методам и модели “военного коммунизма”, перестройки экономики страны на путях индустриализации и коллективизации. Для первого необходимо было резко усилить хозяйственную вертикаль власти, особенно Госплан, централизованное планирование, для второго силовые структуры, в частности, НКВД, способные насильственно загнать крестьян в колхозы и совхозы. И то, и другое было не просто шоковой терапией, а чудовищной встряской страны и общества с главной целью поставить их в полное подчинение, под полный контроль одного ХОЗЯИНА-ДИКТАТОРА, создать в стране тоталитарный, диктаторский режим.

Это была очередная революция сверху, ознаменовавшая переход от революционной диктатуры “старых большевиков” к партийно-бюрократи-ческой, личной и идеологической, т.е. к консолидированной диктатуре “новых большевиков”, уже сложившегося сталинского аппарата. Это был сталинский “термидор”, связанный не с развитием рынка или капитализма, а с появлением нового слоя руководителей и хозяев. При этом, как и в годы “военного коммунизма”, использовались чрезвычайные военные и мобилизационные методы принуждения.



Известно, что Сталин не любил интеллигенцию, не уважал умственный труд. Руководил страной железной рукой по принципу главаря бандитской шайки, приближал угодных, уничтожал неугодных. Создал гигантскую машину обработки людей в нужном ему духе подчинения и преклонения, насилия над людьми, над личностью. Со временем без идолизации вождя, система, казалось, просто не сможет работать. Работал отрицательный принцип подбора кадров: чем более низки и беспринципны люди, готовые на исполнение любых грязных дел, тем выше пост они занимали. В группах руководителей типичной была круговая порука. Ориентация не на закон или совесть, а на интересы и мнение начальства, на групповые интересы, на личные симпатии, антипатии и взаимные выгоды. Выше всего ставился не профессионализм, а преданность идее, “делу партии и народа”, т.е. интересам вождя, особенно высоко ценилась лояльность. Потенциальные соперники или критики убирались решительно.

Славословие вождя, партии, партийной идеологии и “успехов социализма” было всеобщим и ошеломляющим. Сталин был всем: вождем, рулевым, гением всех народов и всех наук, идеей, идеологией, вашим личным советником и спасителем, т.е. Богом. Съезды, конференции и собрания превратились в массовые зрелищные мероприятия, захватывавшие всю страну. Показные красочные военные и спортивные парады на Красной площади, жизнерадостные и патриотические фильмы и песни стали эмблемой того времени. Но при этом никаких прав у людей не было: ни свободы мысли или выбора, ни на забастовки или политические группировки, ни на критику системы или инакомыслие. А правящая верхушка страны, связанная круговой порукой, постепенно затвердевалась и превращалась в неприступную касту, купаясь в неслыханных привилегиях и паразитируя на ничего не понимающем народе.

Было ли что-либо подобное в истории? С такой силой, размахом и в масштабах такого народа и такой страны конечно, нет. КГБ прямой наследник ВЧК превратился не только в личную гвардию вождя, в главный орган и инструмент террора, но и в составную часть всей политической власти, в её особый теневой кабинет. Воля и разум миллионов людей были либо раздавлены, либо пущены в нужное правителям русло. Оголтелая партийная пропаганда оболванивала людей, как хотела, библиотеки очищались от неугодной литературы.

Всё это примеры насильственной большевистской коммунизации страны на основе, как мы видели, марксистско-ленинской теории и идеологии. Личность и совесть были не нужны. Нужны были иные, “современные” качества послушание, дисциплинированность, безусловное выполнение указаний сверху. Не Сталин и партия для народа, а народ для них. К тому же народ должен был постоянно славить вождя и партию за “мудрое руководство” и “успехи в строительстве социализма”. Отвергалась как буржуазная и даже высмеивалась как какая-то чушь идея правового государства, гражданского общества.

В 30-е годы КГБ получил ещё большую власть, став своего рода теневым правительственным кабинетом и огромной машиной по проведению массовых репрессий. Повсюду работали “особые совещания”, “двойки” и “тройки”, специальные присутствия, подписывающие массовые расстрелы. В масштабах огромной страны с разбивкой по областным организациям в КГБ составлялся спускаемый сверху план расстрелов. Ежов, Ягода, Берия стали страшными символами классового геноцида и кровавого фундаментализма.

Пик репрессий пришёлся на 1937 год. З0 июня этого года Нарком внутренних дел СССР Н.Ежов подписал приказ о борьбе с антисоветскими элементами, в котором говорилось: “Перед органами государственной безопасности стоит задача самым беспощадным образом разгромить всю эту банду антисоветских элементов, защитить трудящийся советский народ от их контрреволюционных происков и, наконец, раз и навсегда покончить с их подлой и подрывной работой против основ советского государства”76.

Всё это находило оправдание и поддержку не только в руководстве страны, но и у советских правоведов, которые поэтому автоматически становились не только участниками, но и организаторами преступлений. Вот что говорил, например, Генеральный прокурор СССР А.Вышинский: “...Бывают такие периоды, такие моменты в жизни общества и в жизни нашей, в частности, когда законы оказываются устаревшими и их надо отложить в сторону”77. А один из ближайших соратников Сталина, Л.Каганович, очень чётко определил суть созданного в стране общественного устройства: “Мы отвергаем понятие правового государства. Если человек, претендующий на звание марксиста, говорит всерьёз о правовом государстве и тем более применяет понятие “правовое государство” к Советскому государству, то это значит, что он отходит от марксистско-ленинского учения о государстве”78.

Советские люди всё это безропотно терпели и в большинстве своём поддерживали. Сопротивление, конечно, было, но масштаб его был незначительным и, главное, оно подавлялось обычно в самом начале и в самом корне. Настолько тотальной была слежка.



Содержание раздела