Критика банка обмена


Основной принцип, на котором покоится весь проект, следующий.

Из всех капиталов, позволяющих их владельцам взимать с продукта трудящегося премию под названием процента, ренты, дисконта, самым важным является денежный капитал, потому, что все капиталы в конце концов предлагаются на рынке в виде денег. Если бы, следовательно, нам удалось уничтожить право добычи у этой всеобщей формы капитала, если бы, другими словами, деньги ссуживались даром, то право добычи тотчас исчезло бы для всех других капиталов.

Действительно, предположите, что с помощью какой-нибудь организации я могу дать себе, не уплачивая процента, деньги необходимые на покупку земли, машин и построек, существенных для моего производства, и я поспешу приобрести эти деньги вместо того чтобы занимать их за известный процент или арендную плату, как я вынужден это делать. Таким образом, уничтожение процента, позволяя трудящимся занимать деньги даром, непосредственно приобретать все полезные капиталы, вместо того чтобы занимать их, тем самым помешает всем держателям капитала получать нетрудовой доход. Собственность таким образом была бы сведена к владению. Обмен был бы отмечен характером взаимности, потому, что трудящийся получал бы весь продукт своего труда, не делясь им ни с кем. Экономическая справедливость было бы наконец осуществлена.

Суть в том, что деньги, это боны обмена, предназначенные исключительно для облегчения товарообмена. Деньги сами по себе бесполезны. Их берут только для того, чтобы расходовать, их не потребляют и не разводят. Это агент обмена, и процент, который я уплачиваю за них, оплачивает именно эту их функцию. Но ведь бумага могла бы выполнить эту функцию столь же хорошо и дешевле. Ныне банк выдает векселедержателям металлические деньги, в которых они нуждаются, или билеты, обмениваемые на такие деньги. В обмен на эту услугу он получает определенный дисконт для вознаграждения акционеров, которые дали ему капитал. Организуем банк без капитала, который подобно Французскому банку будет дисконтировать векселя с помощью билетов, бон обращения или бон обмена, но билеты эти не будут обмениваться на металлические деньги, и, следовательно деньги почти ничего не будут стоить банку, коль скоро у него не будет основного капитала, за который нужно было бы уплачивать процент.

Чтобы эти билеты циркулировали, достаточно всем членам нового банка согласиться принимать их в платеж за свои товары. Благодаря этому держатель их всегда будет уверен в том, что он сможет обменять их все равно как металлические деньги. С другой стороны, члены банка ничем не будут рисковать, принимая их, так как банк (это будет определено его уставом) будет дисконтировать лишь векселя, представляющие отпущенные товары или такие, которые будут поставлены, таким образом, боны обращения, никогда не будут выходить за пределы потребностей торговли; они будут представлять не только произведенные товары, но уже и проданные (хотя еще и не оплаченные). Банк подобно всякому дисконтному банку будет авансировать продавца товара суммой, которая потом будет погашена покупателем. Впрочем, купцы и промышленники будут получать таким образом без процента не только оборотный капитал, но и средства, необходимые для основания новых предприятий, в форме авансов ( без процентов, разумеется), которые позволят им покупать, вместо того, чтобы нанимать их, орудия труда.

Последствия такой реформы будут неисчислимы. Благодаря капиталам предоставляемым даром в распоряжение всех и каждого, не только осуществится “слияние классов”, потому что останутся только трудящиеся, обменивающиеся продуктами по своей цене, но и правительство станет бесполезным. Ибо правительство постольку необходимо, поскольку существуют притеснители и притесняемые, сильные и слабые. Ныне оно существует для того, чтобы “положить конец их взаимной борьбе ярмом общего угнетения”. Но когда справедливость будет гарантирована при обмене, когда будет достаточно свободного договора для обеспечения ее, тогда все будут равны, одинаково покровительствуемы, и источники конфликтов исчезнут. “Раз капитал и труд будут отождествлены, общество может существовать самостоятельно и не нуждаться в правительстве”. Правительственная система сплавится, сольется с экономической системой. Это будет анархия, отсутствие правительства.

Проект Прудона не увидел света. “Даровой кредит”, равно как и “право на труд”, “организация труда”, “рабочая ассоциация”, оставит о себе лишь горечь воспоминания о шумном их провале.

31 января 1849 года Прудон учередил нотариальным актом под названием “Банк народа” общество, задавшееся целью доказать практическую осуществимость дарового кредита. Уже в организации его можно было констатировать значительные расхождения с теоретическим планом банка обмена. Последний должен был возникнуть без капитала, а банк народа был создан с капиталом в 5 000 000 фракциями по 5 франков. Банк обмена должен был уничтожить металлические деньги, а Банк народа должен был лишь выпускать боны в обмен на деньги и коммерческие векселя. Банк обмена должен был практически уничтожить процент, а Банк народа фиксировал 2% в ожидании, пока он опустится до минимума в 1/4%.

Несмотря на эти важные изменения, банк не функционировал. В течение трех месяцев капитала подписанного было не более 18 000 франков, хотя число членов достигало почти 12 000. Но в это время (28 марта 1849 года) Прудон был предан суду присяжных за две статьи против Луи Бонапарта, появившиеся 16 и 27 января 1849 года, и приговорен к трем годам тюрьмы и к 3000 франков штрафа. 11 апреля он объявил в своей газете, что приостанавливает свое предприятие, и даже прибавил, “что события уже опередили его”, и таким образом, по-видимому, признал, что он перестал верить в успех банка.


3.1. Критика банка обмена.


Его теоретическая ошибка состоит в том, что он рассматривает деньги то как по преимуществу капитал, то как простые боны обмена без своей ценности. Он забывает, что деньги желательны не только как посредник обмена, но и как орудие накопления сокровищ и сбережения, как резерв ценности, и что если боны обмена могут заменить в одной функции, то они не могут сделать это относительно других функций. Можно сколько угодно умножать орудия обращения, но нельзя произвольно умножать капитал. Заменяя деньги бонами, Прудон не прибавляет ни одного франка к существующему в обществе капиталу, часть которого составляют деньги. Тем самым он нисколько не уменьшает превосходства ценности настоящих благ по отношению к будущим - превосходства, из которого вытекает норма процента. Умножение бон обмена без соответствующего роста общественного капитала приведет лишь к повышению всех цен; цен земель, домов, машин, ровно как и предметов потребления. Капиталы не станут более многочисленными, чем прежде, и нанимать или занимать их будут, как и прежде, но рента и арендная плата испытают на себе последствия общего повышения цен и тоже повысятся. Странный результат реформы, которая должна была их уничтожить! Преувеличив власть денег, Прудон принял потом в слишком буквальном смысле формулу Ж.Б.Сэя “продукты покупаются на продукты”. Интересно отметить, что банк обмена есть парадоксальное, но логическое заключение реакции, начатой Смитом и физиократами против меркантилистических идей о деньгах.

Можно ли сказать, что в идее Прудона нет зерна истины? Мы этого не думаем. Из ложной идеи о даровом кредите можно выявить правильную идею о взаимном кредите. Французский банк есть общество капиталистов, которому публика, принимая его банковские билеты, оказывает доверие и который потом кредитует эту же публику. Гарантия банковского билета (Прудон это очень хорошо знал) находится на самом деле в руках публики, ибо обеспечение ценности билета создается векселедателями, без платежеспособности которых банк не вернул бы свои выдач. Но почему не устранить предпринимателя в области финансов, как устраняется промышленный предприниматель или торговец в производительных или потребительных кооперативных обществах? Конечно, от этого не исчезнет дисконт, но во крайней мере бремя его для заемщиков уменьшится на ту сумму, которую они будут приобретать в качестве заимодавцев. Это принцип обществ взаимного кредита, в которых первоначальный капитал почти всецело заменен ответственностью, иногда солидарной, кооперативов. Впоследствии сам Прудон, по-видимому, свел к этой идее свою первоначальную концепцию.

Таким образом, Прудон приближался к кредитной кооперации, как в других частях своего произведения но приближался к другим формам кооперации, не питая, впрочем к ней очень больших симпатий. Прудон полагает, что если бы исчезла форма ссуды, то исчезла бы и эксплуатация. К. Маркс указывал, что в этом случае в действительности отпал бы только дележ прибыли между двумя видами капиталистов.

Наряду с верной концепцией взаимного кредита имеется в его системе одна основная идея, которая выгодно отличает ее от всех форм авторитарного социализма, возникших до и после Прудона, - это глубокое чувство безусловной необходимости для индустриальных обществ индивидуальной свободы как двигателя как двигателя экономической деятельности. Лучше, чем кто либо из его предшественников, он понял, что экономическая свобода есть окончательное завоевание современных обществ, что всякая глубокая реформа должна опираться на эту свободу; лучше, чем кто либо, он понял могущество этих “экономических сил”, гибельные последствия которых он хорошо видел, но в которых он подобно Адаму Смиту признавал сильнейший рычаг прогресса. Его страстная любовь к справедливости объясняет его ненависть к собственности, но его ревность к свободе вызвала враждебное отношение к социализму. Она вела еще больше к разрушению, чем к сооружению, вопреки его знаменитой формуле “Destruam et aedificado” (“Разрушу и построю”). Но этот либерализм покоится на глубоком чувстве экономической реальности, и ныне социальная проблема ставится в тех же рамках, в каких поставил ее Прудон: реализовать справедливость в свободе.

Интересные записи



Содержание раздела